Пушистый жёлтый мех с медным отливом лежал на плечах шамана. Когтистые лапы словно бы обнимали его за плечи и говорили, что этот человек говорит от высших, невидимых сил, которые правят и в небе и в лесу и среди людей. Говорящий с Духами медленно и торжественно поднял руку, в которой белело длинное лезвие из кости лютого шайтала. Это был большой нож шамана. Кайлу видел его всякий раз, когда на общих празненствах шаман поднимал руку, оглашая волю высших духов. Малый же нож, сейчас висел у Кайлу под одеждой, но об этом знал только сам Кайлу и шаман.
– Народ пойонов! Слушай волю духов! – Громко, внятно и нараспев произнёс Нойхон-Чон. Он закрыв глаза, стоял чуть покачиваясь. – Духи вместе говорят. – «Пусть Агут будет добрым и честным охотником!»
Вслед за этим всё стойбище хором повторило волю духов. – «Пусть Агут будет добрым и честным охотником!»
Агут повернулся, прошёл, и встал в ряды охотников с самого краю. Всё. И духи и люди сказали одно и то же. Он теперь охотник и его место тоже среди охотников. Значит следующим летом он возьмёт себе женщину. Кайлу тихонько посмотрел на Хиту. Та стояла зардевшаяся, уперев взгляд перед собой.
Шаман снова поднял нож и замер с закрытыми глазами.
– Ви-и-ижу – Нараспев произнёс он. – Ви-ижу!
Хойхо, друг Агута, тихонько выходил из рядов, пока Нойхон говорил эти слова.
– Хойхо! – Торжественно провозгласил шаман.
А Хойхо уже стоял спиной к нему и как только услышал своё имя, опустился на деревянный комель. Охотник Хутар, отец мальчишки Катэ, того самого, с царапиной на носу, что спрашивал Кайлу об охоте, спокойно и неторопливо заплетал ему косу.
Хуммм – ха-а-а! Хуммм – ха-а-а! Охотник молодо-ой!
Хумм – хаа! Хумм – хааа! Я кормила тебя своим молоком.
А теперь ступай! Возьми копьё!..
Пели все матери стойбища. Кайлу видел, как шевелятся губы у некоторых девушек. Они ещё не могли открыть уста и петь эту песню вслух, но очень хотели, и их губы это выдавали. Он, стоя чуть сбоку, видел как разеваются беззубые рты старух, которые покачиваясь сидели на брёвнах и опираясь на свои палки, тоже пели эту песню. У некоторых из них из глаз текли слёзы. Только старая-престарая Самата, самая древняя старуха их племени, сидела и пялила слезящиеся глаза куда-то в пустоту. Про неё шептали, что она знает песнь посвящения в шаманы. Только она – самая старая женщина и мать в племени имела право её петь. Шептали, что последний раз её пела другая старуха для Нойхона, много лет назад. но слов этой песни не знал никто. Никто, кроме Саматы. Впрочем, Кайлу это было неинтересно, он чуть скосил свой взгляд. Губы Ллайны не шевелились. Она стояла какая-то тихая и печальная, словно бы проникнувшись торжеством момента. Мурхал стоял по другую сторону. Его взгляд был спокойный и собранный. Наверное, следующий будет он. А Кайлу, значит, пойдёт после него. Так сказал шаман. Всё правильно, Мурхал старше его почти на год.