«Может Ллайна?» – пришла мысль.
Переступая одеревенелыми ногами, он снова пошёл вокруг стойбища, заходя с противоположной стороны. Там, через ряд хижин, было и её жилище. Ллайна жила с матерью и старшей сестрой, которую ещё никто не забрал. Сестре было десять и девять зим, а Ллайне десять и шесть. У старшего брата-охотника уже была своя хижина и его женщина, молодая Гумла ходила с большим животом. Через одну луну должен был выйти ребёнок. После того как отец-охотник ушёл к предкам, старший брат кормил мясом Ллайну, мать и сестру. И ещё последний год с ними много и часто делился рыбой Кайлу…
Бывало, что долгие зимние ночи проходили спокойно и тихо, а мягкий снег так мирно укрывал стойбище, что люди поневоле теряли бдительность, размякали, поддаваясь на эту мирную картину… и только утром, встав ото сна, они видели на свежем снегу многочисленные следы серых ныкт. И Кайлу, сам казался себе ныктой, который зимой, обходит стойбище, обнюхивая затихающие дома. Вдруг кто-нибудь выйдет… Где-то уже было темно и тихо, где-то всё ещё возбуждённо переговаривались, обсуждая сегодняшние события, а в хижине Ллайны, через дымоход был виден отблеск огня – там тоже не спали.
Кайлу остановился в нерешительности. Ллайна должна ему поверить. Все могут не поверить, но Ллайна должна. Он тихонько зашёл с того края, где был её подстил и тихо, как и раньше, несколько раз провёл ногтем по потрескавшейся глиняной стене. Если она уже лежит, то должна услышать…
Он тихо сделал несколько шагов назад и замер, прислушиваясь. Минуло несколько раз десять-на-десять ударов сердца, прежде чем полог откинулся, и чья-то фигура накрытая шкурой неслышно выскользнула наружу. Кайлу подался вперёд.