– Ты боишься не меня, Вера, – его шёпот был едва слышен, но я уловила каждое слово. – Ты боишься себя.
Эти слова взорвались в голове, разрывая мой разум. Я рывком попыталась высвободиться, но его хватка оставалась крепкой. Я снова попыталась, отчаянно дёрнув руку, и на этот раз он меня отпустил.
Я споткнулась, отступая назад, почти падая. А потом побежала.
– Беги, воробышек, – донёсся до меня его хриплый голос, полный насмешки и… чего-то ещё. – Я всё равно тебя сцапаю. И сожру.
Его слова прозвучали, как удар хлыста. Я услышала их, уже выбегая на улицу, но они эхом отозвались внутри меня.
"Сцапаю. И сожру."
Моё сердце колотилось так сильно, что, казалось, вырвется из груди. Я схватилась за дверную ручку своей квартиры, срывая ключи и едва попадая в замочную скважину. Всё внутри горело, всё было переполнено адреналином и страхом.
Но ещё я знала, что за этим страхом пряталось что-то тёмное, пугающее и… странно горячее отдающее в низ живота.
Я закрыла дверь квартиры и повернула ключи в замке, как всегда, дважды, механически. Замок, как всегда, заедал. Утро было серым, как будто за окном застыло что-то неуловимо тяжёлое. Воздух пах сыростью, а подъезд, холодный и пустой, отдавал еле слышным эхом от моих шагов.
Я едва успела сделать шаг, когда увидела это.
На пороге, прямо перед дверью, лежал цветок. Белая лилия.
Я замерла. Сердце пропустило удар, потом замерло, а следом забилось так громко, что гул отдавался в ушах. Я не двигалась. Не могла. Лилия лежала там, как нечто чуждое в этой унылой, грязной лестничной клетке. Белоснежные лепестки, влажные, словно кто-то только что сорвал её с куста, капельки воды скатывались с цветка и оседали на сером бетоне.