Maman, задыхаясь от волнения и негодования, прочла это письмо сестрам.
Тетушки утешали и успокоивали ее.
– Ну, может быть, это еще и к лучшему, – сказала тетя Софи, – откровенно говоря, он никогда мне не нравился. Я так и знала, что не выйдет ничего путного из этого сватовства.
– Нет, не будем пристрастными, – возразила тетя Мари. – У него есть достоинства… Только, как человек избалованный, он, кажется, немножко эгоист… Ну и карьерист тоже… Это-то уж с самого начала было видно. Я, признаюсь, еще тогда, как услыхала, что покойный вызвался хлопотать об этом назначении, сказала мужу: «Как ты себе хочешь, il у a du louche[8]».
– Ну и бог с ним! – закончила тетя Жюли. – Свет не клином сошелся. Мимочка может сделать еще гораздо лучшую партию. Хорошо, что он уехал из Петербурга. По крайней мере, все это поуляжется и позабудется. Нечего приходить в отчаяние. Поверьте, что все делается к лучшему.
И как же не сказать, в самом деле, что все делается к лучшему? Слава богу, Мимочка снова невеста, снова принимает поздравления… На этот раз назначен не только день, но и «час» свадьбы, и час этот так близок, что у подъезда стоит уже карета тети Жюли, заложенная парой ее вороных, готовых мчать Мимочку в церковь Уделов, где уже собираются приглашенные.
А сама Мимочка сидит перед туалетным столиком в своей розовой девической комнате и, глядя в зеркало, следит за движениями куафёра Гюстава, убирающего ее хорошенькую головку.
На кровати, с откинутым розовым пологом, лежат белое платье, тюлевый вуаль и венок померанцевых цветов.
II
Когда Мимочке было четыре года, она не имела понятия ни о «Стрелочке», ни о «Чизкике», но уже пела: «Il était une bergére…»[9] и «Malbrough s’en va-t-en guerre»[10]. Семи лет она уже премило лепетала и картавила по-французски. Mlle Victoire, ее нянюшка, выучила ее к этому времени французской азбуке и нескольким новым песенкам. Потом ей подарили сказки Перро и Беркена, которые познакомили ее с историей «Синей Бороды», «Кота в сапогах» и «Ослиной кожи».
А что за херувимчик была Мимочка с ее нежным личиком, белыми как лен волосами и пухленькими голыми ручками и плечиками, разодетая, как куколка, в беленькое платьице с широким поясом! Нельзя было не восхищаться ею и не говорить ей, что она очаровательный ребенок. И Мимочка охотно выслушивала это, потупляя глазки, грациозно приседала и была уже кокетлива.