– Евгений Озеров, это имя вам о чём-нибудь говорит? – прочитала она.
Тёть Груня слегка изменилась в лице. Если бы Женя следила за ней в этот миг, то она бы заметила, как напряглись её губы, как веки прикрыли слегка помутневшую радужку глаз. Она бы поймала её на обмане! Но Женя смотрела на белый конверт, гадая в который раз, что в нём.
– Нет… Нет! Понятия не имею, кто это, – пожала плечами тёть Груня.
– Ну, вот, – раздосадованная этим ответом, Женя сложила письмо на комод, – Жаль, я надеялась, вы мне подскажите.
– Может, какой-то знакомый, кто его знает? Мама твоя не сказала о нём ничего? – деликатно, как будто боясь проболтаться, спросила тёть Груня.
– Ни-че-го, – по слогам прошептала Женюша и уселась обратно за стол.
– Охо-хо, Шунечка, Шунечка, – потёрла тёть Груня пятно от заварки на скатерти, – Как же так, милая? Ведь и не старая вовсе? Жить бы да жить.
Женя печально поддакнула. Боль от потери ещё не прошла. Улеглась, словно ил на пруду. Всколыхнёшь его чем-нибудь, он и замутит прозрачную воду…
Перед сном она слушала звуки природы. Крики чаек и шелест листвы за окном. По словам тёти Груши, на этой постели спала её мама. Интересно, о чём она думала, глядя в окно? Об отце? О дочурках, которые спят через стенку? Тогда ещё мама была молода. Почти как Маринка по возрасту. И также имела двух деток. Но, судя по фоткам, она была очень красивой. Всегда была очень красивой! И даже на смертном одре продолжала следить за собой. А в последний свой вечер она попросила Анюту накрасить ей ногти.
– Достань моё синее платье, бельё и платок с бахромой! – приказала Маринке.
А Жене велела найти среди прочих её украшений те серьги, которые папа дарил.
– Хочу предстать перед вашим отцом в мало-мальски приличном виде. Он-то умер красивым, а я? – сокрушалась она.
– Мамулечка, там всё равно, в чём ты будешь одета. Там все ходят в белом, – сказала Маринка, как будто была на том свете.
– Молчи! – приказала ей мать, – Каблуки не забудь из коробки достать. И чулки обязательно.
– Боже, – шепнула сестра, вынимая из шкафа коробку.
А Женя представила маму, одетую в синее платье, с платком, прикрывающим лысую голову. Пускай там, на небе всё будет иначе! Ведь там по одёжке встречать не должны?