– Мне нравится, очень уютно, – я трогаю полочку, куда положила берет. Рядом зеркало в большой деревянной раме.
– В основном это мебель с работы. Беру по дешёвке, – объясняет, смахнув с полки пыль.
«С худой овцы…», – собираюсь сказать, но молчу. Что, если овца не худая?
– Так ты эту мебель сам делаешь? – интересуюсь взамен.
– Ну, как сам, – пожимает плечами, – Стою у станка.
Мы проходим на кухню.
– Садись, щас чаёк приготовлю.
– Спасибо, – говорю, наблюдаю, как он суетится.
Хозяйственный! Замечаю, тарелки помыты. И стол без намёка на грязь. У Ромика дома был вечный бардак, пока я не въехала. Вспоминаю, как он оставлял мне посуду. Говоря:
– Юлёк, ты ведь лучше помоешь? А я не умею, как ты.
«Я ведь женщина, а не посудомойка», – нужно было сказать. Но я мыла! Ведь знала, что Савушкин после похвалит меня. Обнимет и скажет:
– Моя ж ты чистюля!
Мы долго пьём чай и болтаем о разном. Работа, родители, хобби. Лишь одного не касаемся. Темы любви! Так и тянет спросить, почему он один? В 35 лет не женился и не был? Но молчу. Не хочу отвечать на вопрос: «Почему я не замужем?». Почему, почему? Потому!
– Ты обещал мне сыграть, – решаю напомнить.
А Паша, как ждал.
– Я сейчас, – подскочив, он идёт за гитарой.
Приносит, садится:
– Я ещё и пою.
– Это здорово, – сложив ногу на ногу, я приготовилась слушать.
После недолгой настройки гитары, струны рождают свой первый аккорд. И я, будто вспомнив, ловлю этот жест. Наблюдаю, как руки с красивыми, длинными пальцами, одновременно крепко и нежно сжимают гитарный изгиб.
– Су конфессо аморе мио,
Ю нон сою ру соло лууунико,
Лай наскосто нел куотре тууо,
Уна сториа ирунаааймилиии…
Его голос звучит, как во сне. А я всё смотрю и смотрю на движение пальцев вдоль плотно натянутых струн. И боюсь! Не хочу посмотреть ему прямо в лицо. Ведь по голосу… это не он. Челентано! Это – сам итальянский маэстро, поёт для меня.
Борясь с искушением это проверить, я закрываю глаза. И сижу так до тех пор, пока «А перке?» не кончается.
– Боже, – шепчу, не скрывая восторга, – Это было потрясно!
– Спасибо, – волшебство его пения рассеялось, но голос ещё продолжает звучать у меня в голове.
– Ты так круто поёшь, – продолжаю хвалить, – С таким вокалом тебе нужно солировать!
Паша смущается, прижимает гитару, как щит:
– Микрофон – не моё, я люблю оставаться в тени.