На выцветших обоях с едва различимым орнаментом выделялись яркие квадраты – следы от фотографий, что мать забрала в городскую квартиру на память, но не все. Часть снимков в деревянных рамках еще продолжала висеть на привычных местах.
– Ничего себе! – присвистнул Саня, остановившись возле одной из карточек. – Дэнчик, это ты, что ли? Вот ты жирный-то был!
– А как по мне – очень милый карапуз, – возразила Наташка.
– А это кто? – заинтересовался Леха, ткнув мясистым пальцем в еще один снимок.
– Это… – хозяин прикрыл ладонь рот, готовясь чихнуть от пыли. – Это мамка.
– Зачетная она у тебя была, – одобрительно цокнул языком парень.
– Эй! – залепила ему подзатыльник блондинка. – Для тебя только я зачетная!
– А то ж, – заверил боксер. – А это кто?
– Где?
Денис встал на цыпочки, чтобы заглянуть через плечо друга. Он смотрел на пожелтевшую карточку с потрескавшимися краями. Снимок явно пережил не один десяток лет – выцветшие черно-белые тона сливались в размытых пятнах, а по углам расползалась рыжая паутина времени.
Фотография, скорее всего, была сделана возле родильного дома – на это указывала казенная, чисто советская плитка на цоколе здания, выложенная ровными квадратами, окна первого этажа, забранные решетками, смотрели в мир одинаковыми занавесками – блекло-голубыми, с выгоревшими узорами. На переднем плане стояла молодая девушка с большими, словно распахнутыми навстречу миру глазами. В ее руках, бережно прижатый к груди, лежал туго запеленатый куль с младенцем. Рядом, подбоченившись, застыл усатый мужчина в клетчатой рубахе с закатанными по локоть рукавами. Его ладонь, грубоватая и широкая, лежала на плече девушки.