Сергей Львович и сам взбодрился от уверенного, совсем не стариковского рукопожатия. «И что я расклеился?». Остался позади вокзал, уехал автобус. Аненков нащупал в рюкзаке буксировочный трос, по старой туристической привычке он его всегда брал с собой, решительно отправился в лес. Широкая тропа настойчиво уводила в чащу, в глубину прозрачного смешанного леса. Свежих следов на ней почти не было, и Алексей Львович подумал, что его легко можно будет найти по четким следам ботинок на недавно оттаявшей мокрой дорожке. Если заплутает и не будет связи.
Как же давно он не был в весеннем лесу! Очарование весеннего вечера вытеснило все его опасения насчет возможности заблудиться. Закатное солнце пригревало спину и заливало теплым светом березовый лес, в распускающейся листве пели многоголосым хором дневные птицы, и вдалеке уже начал свою пасторальную мелодию первый соловей. Справа, дополняя шум леса звоном колокольчиков, радостным мычанием и хрустом веток, медленно проплыло небольшое стадо коров. Музыкой в сердце отозвалось их черно-белое движение и даже щелкание пастушьего хлыста казалось звуком божественной красоты. Да что там, он представил давно забытый вкус парного молока.
«Это же "Первая зелень, стадо" Алексея Грицая!» – обомлел Сергей Львович от ясного воспоминания.. Ему вдруг, что он не покинул дом несколько часов назад, а, наоборот, пришел, вернулся в свой дом. Он представил, как открывает глаза и сквозь сон видит маму через прутья детской кроватки . Она принесла и повесила на стену репродукцию в деревянной рамке, рассказала про коров и о том, как они дают молоко. Потом покормила. Сергею показалось, что он даже ощутил этот вкус на губах – вкус настоящего парного молока. И вот она – эта ожившая картина! То же настроение, коровы, берёзы. Теплые на освещенной стороне и холодные, небесно-синие в тени и утопающая в серебристо-лиловой дымке даль. И чуть видный желто-зеленый намек на будущие листья, и светящийся воздух, полный весенней влаги, каждая частица которой напоена светом солнца и неба.
Сорока, скандально стрекоча, пролетела мимо и вывела его из оцепенения. «Ходи, Сережа Львович и обнимай эти березы. Дышать— не надышаться. Смотреть – не насмотреться!»
Заметив свою длинную синюю тень, то сливающуюся, то размыкающуюся с падающими тенями берез, Аненков подумал, что как это интересно и пластически красиво выглядит – общая тень с лесом. А вот и лесной царь, доминанта всего этого леса, огромный дуб. Он пока и не думает распускаться. Алексей Львович вспомнил, что дочка удивлялась тому, что разные деревья распускают листья в разное время. «Дуб долго силы собирает», – сказал ей, и она долго молчала. Аненков присел на поваленный ствол, выпрямил спину, запрокинув голову к небу – туда, куда стремились все эти линии, фактуры, цвета, запахи, звуки. Перспектива радовала, какие только обрывочные сведения о перспективе Возрождения и обратной перспективе иконы не пронеслись в голове.