Кажется, что не ты смотришь на лес, а лес и небо как творящие жизнь начала смотрят на тебя, охватывая синью, зеленью, всеми красками и линиями, вкусом воздуха и запахом весны. Представишь себя частью этого целого – безграничной природы и неистощимой жизни, вырастишь до размеров целого леса и вернёшься в собственное бренное тело, унося с собой вибрации и звуки этого места. Аненков подумал, что это он в своем воображении превратил прямую перспективу реального леса со стволами сходящимися почти в космосе – в мнимую обратную, представил как лес будто апсида охватывает. Увлекает то в даль, то внутрь своих переживаний и мыслей. Всё, на что обращаешь внимание, что узнаешь или что удивляет – обретает ощутимую форму и объем, оставляя остальное плоским фоном.
Аненков проголодался и достал бутерброд. Привычка брать с собой еду досталась от мамы. Достал и блокнот с карандашом. У художника же всегда должен быть наготове блокнот с карандашом. Жажда рисовать оказалась сильнее. Рисовал жадно и быстро, торопясь зафиксировать светотеневые отношения, красоту линий веток, коряги, похожие на лесных чудовищ. Вспомнил, как его учили разделять пространство на первый, второй и третий план. Набросал суетливую белку, подбежавшую в надежде на кусочек бутерброда. Солнце неумолимо садилось. Аненков этого, может, и не заметил бы, не упади его взгляд на маленькую елочку, а ухо не услышало бы детский плач филина. Одинокая новогодняя ночь с елкой, наряженной еще живой мамой, мрачно встала перед глазами. Хорошо, что мысли о смерти уже не испугали, только насторажили. «Всё, турист.Блокнот в рюкзак – и на тропу», – сказал он сам себе. А дорожка-то потерялась в сумерках, края болота не видно, телефон сел. Заскрипела береза, помрачнели силуэты старых пней и поваленных деревьев, обострился запах сырости, рухнуло дерево неподалеку, смолкли птицы. Зато отчетливее слышались бешеные, еще неладные трели одинокого соловья.
Лесные коряги, покрытые мхом, злобно усмехались, резко похолодало. Вдалеке послышались крики. Будто в лесу шла толпа. Людей Сергей Львович воспринял с радостью – теперь он знал куда идти. Слева закричала выпь – значит, не сбился с маршрута. Аненков сориентировался на восток и быстро зашагал не дожидаясь полной темноты. Маленькими лужицами блеснули на влажной глине раздвоенные следы – большие и поменьше. «Кабан с поросятами!» —Опасность пробежала холодком по спине Алексея Львовича. Он поднял увесистый дрын и, размахивая им как мачете, стал проламывать себе дорогу, словно сквозь джунгли, в ту сторону, где людские голоса казались слышнее. Вообразил, что побеждает всех врагов, дурные воспоминания и обиды. Дубиной их, дубиной! «Ну ты, Львович даешь! В свои пятьдесят – ещё терминатор! – изумился он сам себе. – Отдышись, кандидат в инфарктники, давно ли ты махал чем-нибудь кроме указки?»