Он опять ничего не сказал.
Просто встал, налил себе чаю, сделал глоток – и ушёл на балкон. Как всегда.
А я стояла у плиты с грязной губкой в руках, а в голове – как будто пульс.
Не от злости. От усталости.
Я уже не помню, когда мы в последний раз разговаривали не про деньги. Не про еду. Не про то, что закончилось.
Всё заканчивается. Даже слова.
Дети едят молча. Иногда что-то рассказывают друг другу, смеются, но на нас с ним – даже не смотрят.
Я заметила, как сын всё чаще берёт ложку, крутит её в руках, а потом ставит обратно. Не потому что не голоден. Потому что чувствует, что в доме что-то не так.
Сегодня он говорил с Аяном.
Я видела их через окно. Аян был странно оживлён. Светлый какой-то. С рюкзаком за спиной, как будто не по двору шёл, а по улице Нью-Йорка.
Я поняла сразу – он уезжает. Наверное, у него получилось.
И я испугалась.
Не за него.
За нас.
Когда Азиз вернулся домой, он был не такой. Тихий. Думающий. Глаза – в пол. Но в голове – далеко.
Он сел к столу, как всегда, но ел медленно, будто тянул время. А потом снова ушёл на балкон. Опять.
Я гладила его рубашку и думала – что я скажу, если он однажды скажет: «Я уезжаю.»
Я, наверное, ничего не скажу. Просто кивну.
А потом стану ждать.
Как она – жена Аяна. Я ведь вижу её. Вижу, как она старается быть сильной, но в глазах – только одно: “почему он не остался?”
Я не держу его. И не толкаю. Я просто рядом.
И очень надеюсь, что этого хватит.
Аян не появлялся третий день.
Не выходил во двор, не садился на лавку у подъезда, не стучал соседям в окно, не брал сына за руку после школы.
Я сначала не обратил внимания. Подумал – может, уехал.
Ну всё, добился. Молодец.
Но потом увидел, как его жена выходит с мусором, оглядывается. Как сын один идёт домой, волоча ранец за собой. Как шторы в окне всё время закрыты – даже днём.
Однажды я специально вышел вечером, посидеть во дворе. Ждал. Наблюдал. Хотел просто убедиться – уехал он или нет.
Но внутри было странное ощущение – не радости за него, а тревоги. Как будто что-то пошло не так.
На следующее утро жена Аяна вешала бельё.
Я поздоровался.
Она ответила, но не улыбнулась.
– А Аян как, уехал?
Она чуть заметно вздрогнула, но быстро собралась:
– Да, уехал вроде. Давно.
“Вроде”?