–
Мы тебя завтра вечером заберем к себе! – Сообщает папа по телефону. В тот самый момент приносят документы, по которым я уже утром должна покинуть палату. Показываю папе, – Пересиди у подруги! – Папин холодный голос, который в этот раз стал еще холоднее, – Раньше нет возможности тебя забрать! Заодно увидишь наш новый дом! – Думаю: "Неужели, уже купил третий дом за эти три года, и ни в одном из них я не была гостьей! – Пытаюсь держать себя в руках, – Будет настроение, приеду!". Улыбаюсь неискренне, что не нравится папе, что умеет читать лица, как открытую книгу, – Постараюсь пораньше приехать! – В этот момент, как будто специально входит "Горыныч", несет фиксатор для стопы, в котором я не смогу не то, что стопой, что непослушна, даже колено нормально сдвигать не смогу. Поднимает длинную мою юбку беспардонно, цепляет на ремешки это приспособление. Папа обращается к гостю, – Приветствую тебя, женишок! – При этом довольно улыбается, замечая, как мое лицо краснеет прямо на глазах, – Ты не мог бы приютить эту врединку завтра до вечера?
"Горыныч" делает непонятный мне жест, от чего обзор камеры резко уменьшается, показывая только мое лицо и стену. Недовольный папа, на том конце пытается что-то сделать с настройками телефона, привыкший видеть абсолютно все, что творится вокруг детей и жены, запрещая им менять заводские настройки. Молодой человек, приподнимает мою ногу и подкладывает под ремни что-то мягкое, тянет каждый по очереди, смотря на мое лицо, определяя натянул нормально или перетянул каждый из ремней. Поднимает мою юбку слишком высоко, открывая мою неприкрытую ничем промежность, говорит: "Вы прекрасны, но лучше б прикрыться, на улице уже зима! – Достает из моего пакета тот самый комплект белья. Рассматривает под мое безмолвное возмущение, – Приподнимитесь немного, – Расстегивает боковую застежку на трусиках с левой стороны. Мой папа в это время не может ничего видеть, кроме моего лица и стены. После того, как маленькая тряпочка оказывается на моей попе. застегивает застежку, – Так-то лучше!". Зафиксировав крепко мою ногу, шепчет мне на ухо, – Вечером вас заберу отсюда!".
–
Я все! – Говорит "Горыныч". Камера начинает нормально работать, как только гость выходит из палаты. Папа за минуту осматривает палату, затем завершает звонок. Несколько сообщений на мой номер телефона, начинающиеся со слова "отмена", в одном из которых отменяется билет на объект номер пятьдесят шесть, дробь восемь. Я знаю, что это частный остров, что он стоит не малых денег. Два других содержат отмену пропуска на закрытую территорию на мое имя. Поев плотно ужин, лежу, представляю, как лечу к папе в один из его домов, где за мной ухаживает несколько человек, разминая ногу так, как написано в рекомендациях. Как по моим волосам дует приятный морской ветерок, высушивая их без фена, делая настолько объемными и пушистыми, как ни сможет сделать ни один из современных фенов. Как же приятно лежать на новом, чистом постельном белье, отглаженном пару часов назад. Кто-то гладит меня по голове, касается аккуратно ушка, которое подает странные импульсы мозгу и ножкам, что начинают немного сжиматься и разжиматься. Губы говорят безмолвно "нет", но тело говорит другое. Ущипнув за мочку уха, кто-то внимательно рассматривает меня. Обомлев от приятной ласки уха, что перешла немного границу дозволенного, открываю глаза, вижу рыжего котика, что лежит рядом со мной, смотрит в окно за птичкой, что не может поймать, утыкаясь в стекло мордашкой. Рукой вероломно касаюсь его уха, начинаю чесать, при этом получая большее удовольствие, чем котик. Мягкое мурлыканье и четырем мягких лапки, что лежат у меня на груди. На шее животного висит кулон в виде сердечка. "Подкатывает? – Думаю, касаясь кулона. Открыв его, читаю записку вслух: "Ведьмочке, чтоб не скучала, дарю "Морфиныча"!", продолжаю размышлять, – Интересное имя котику!