От всех этих заискивающих, сочувственных голосов у меня уже зубы сводило. Надо еще сказать, что в тот момент я остро тосковал по всему, что годами помогало мне развеяться: по алкоголю, травке и особенно таблеткам.
– Вообще-то, Джейк, – поправил я Кристин.
– На английский манер?
– Да.
Меня удивило, что она с самого начала неверно произнесла имя. Будто понятия не имела, кто я такой. И нет, у меня не звездная болезнь в терминальной стадии – просто все тебя знают, когда ты буквально растешь в свете софитов, постоянно мелькаешь сперва на телевидение, потом в кино. И вообще как она умудрилась разминуться со всеми этими громкими статьями, что недавно заполонили журналы и интернет, – «Джейк Суррей: от вундеркинда до изгоя», «Джейк Суррей, Маколей Калкин Квебека», «Джейк Суррей, юный король, изгнанный из своего царства». Я почти не преувеличиваю, эту чушь разнесли повсюду. Ну а что, люди славно на мне оттоптались.
Я присмотрелся к Кристин. Она казалась утонченной, интеллигентной: не просто очередной дурочкой, раздобывшей диплом психолога. Я подумал, что, может, Кристин не смотрит телевизор и не читает «Нарсити» или «Голливуд PQ». Тем лучше для нее. И для меня тоже. Она вдруг начала нравиться мне чуть больше. Я не удержался и уточнил:
– Мой отец был англичанином.
Будто мне нужно было объяснять, отчего у меня именно такое имя. Вечно так боялся произвести ложное впечатление, что специально взял вычурный псевдоним – собственно, мой образ жизни тоже тому изрядно способствовал. Стоит признать, мама всегда опускала меня с небес на землю, хотя все вокруг твердили, какой я исключительный, замечательный, потрясающий и все в таком роде. Ей пришлось нелегко, но она никогда не сдавалась. Лина просто святая. Да, все-таки моя история напоминает жизнь Иисуса. Опять об этом думаю, хоть и не собирался. Наверное, однажды огорошу такой параллелью Кристин. Ей точно будет что на это сказать.
– А, хорошо. Итак, Джейк, – ответила она.
Кристин не стала задавать мне вопросов об отце. А вроде должна была ухватиться за возможность проанализировать мое детство – все наши проблемы оттуда, разве нет? Впрочем, я с радостью обошел молчанием тему своего биологического родителя – не потому что мне больно о нем говорить, а потому что и сказать-то нечего.
Вместо этого Кристин спросила: