Все как один мечтали о свободе, достатке и благополучии. Это была важная, не связанная с политикой мечта, несмотря на порой значительные разногласия по поводу путей ее достижения. Для одних это был тот же Советский Союз, но с полными прилавками и свободой слова. Для других воплощением этой мечты были Европа или США. Но очень многими владело чувство, что эта мечта достижима и что она выражает вполне справедливые чаяния или даже права. И как бы сейчас ни осуждались «лихие девяностые», это чувство действительно жило в коллективном сознании россиян.
Оно жило, в отличие от последующих лет, когда распространилось убеждение, что страна зашла в тупик, что у нее нет цели и, вероятно, будущего. Так с течением времени ощущение светлой перспективы обещанного будущего уступало место мрачному чувству обреченности. В какой момент окончилась эпоха преобразований? Все время, что я работал над этой книгой, я понимал, что эта эпоха ушла в прошлое окончательно и бесповоротно, и пытался найти, выделить, определить те события, которые можно принять за ее конечную дату. И вот наступило 24 февраля 2022 года. Это событие стало явной, не подлежащей сомнению вехой конца этой эпохи.
Эта книга – личное видение, личные воспоминания. В 1991 году меня привела в Россию цепь случайных событий, которые начались благодаря моему учителю истории в классической гимназии. Во время срочной армейской службы он освоил русский язык и, чтобы его не забыть, ввел у нас факультатив по русскому языку. Как я попал на эти занятия? Меня привело отчасти любопытство, отчасти некоторое бахвальство. Языки я любил, а русский был, вне всяких сомнений, самым экзотическим из тех, которые предлагались в школе.
Дело было в начале 1980‑х, во времена расцвета холодной войны, когда от соцлагеря нас отделяла пропасть. Они считались нашими врагами, хотя никто не знал почему. Во время службы в армии в середине 1950‑х годов мой отец, стоя на берегу Эльбы, еще, бывало, слышал от командира: «Там, на той стороне, враг!», но я вырос с уже гораздо более стершимся, абстрактным образом врага. А Советский Союз меня вообще не привлекал – добираться туда представлялось сложной задачей, сама страна виделась унылой и скучной. Фактически, русский язык был для меня таким же мертвым, как латынь и греческий, которые преподавались в нашей гимназии.