Есть мнение, что первое поколение российских символистов испытало на себе влияние французской поэзии от Бодлера до символистов, а второе в большей степени находилось под влиянием немецких романтиков. Конечно, в обоих случаях влияние не было таким однозначным, но рациональное зерно в этом утверждении есть. Еще одним отличием между двумя поколениями символистов было отношение к философии Вл. Соловьева: если первое поколение его вежливо признавало, что второе поколение попыталось использовать его идеи.
Богоискательство в форме построения «нового мира» определило не только трансформацию сознания интеллектуальной элиты российского общества, но также и повлияло на дальнейшую активизацию общественно-политической жизни. Вместе с тем наряду с познанием будущего символисты «реконструировали» прошлое. Если Мережковского привлекал христианский мистицизм, то сторонники Иванова пропагандировали дионисийство в форме так называемых встреч в «башне». «Вячеслав Иванов пытался соединить митраистический культ «страдающего Бога», вечно умирающего и воскрешающегося языческого Диониса – по его понятиям, носящего одно из имен Христа, с русской православной соборностью, тоже понимаемую им своеобразно»64. «Кроме известных и открытых для всех «сред», на «Башне» устраивались и более интимные сборища, например, «вечера Гафиза». Участники «вечеров» облачались в «восточные» одежды и располагались в «пиршественном зале», убранном в «восточном» духе. У каждого было свое прозвище, взятое из античности или мифов Востока: Кузмин звался Антиноем, Сомов – Алладином, Иванов – Гиперионом (имя героя романа Гельдерлина), Зиновьева-Аннибал – Диотимой (имя героини того же романа и в то же время – из «Пира» Платона). За легким ужином пили вино. Разговоры… велись только о прекрасном и отвлеченном, об искусстве. В зале витал дух всеобщей влюбленности – и параллель с античными пирами возникала поневоле»65.
Зарождение русского символизма как формы декаданса, без сомнения, связано с деятельностью Брюсова, о котором уже упоминаемая ранее Гиппиус напишет следующее: «Декадентство, символизм…, принцип «чистого искусства», тяга к европеизму, наконец, – всё это было неизбежной революцией против многолетнего царствования наследников Белинского и Писарева. <…> Ломались старые рамки. Много при этом было и уродливого, и ненужного, – но и неожиданного. <…> Всё зависело от личных способностей и упорства. Вот этого и работоспособности, при громадной сметке, у Брюсова оказалось очень много. Он по праву занял видное место в новом литературном течении»