Глава вторая
Историческая достоверность
Здание на Арбате, в свое время перестроенное великим Шехтелем в стиле модерн, называлось «Художественный электротеатр», но к середине двадцатых годов его звали то «Художественный», то «Электротеатр». В первые годы существования его однажды посетил Лев Толстой, злобно плевался, потом здание купил Ханжонков. Во время революции юнкера держали здесь пленных большевиков, и Максим Горький отсюда вызволял своего заигравшегося сыночка, а после революции «Художественный» стал первым кинотеатром Госкино и поменял название.
18 января 1926 года здание было не узнать. К фасаду пристроили огромную модель броненосца с торчащими во все стороны орудиями и трепещущими флажками, а на мачте – алое знамя. Весь обслуживающий персонал «Художественного гос-кинотеатра» – администраторов, билетеров, контролеров, оркестрантов, буфетчиков и киномехаников – обрядили в одежду матросов: бушлаты, белые штаны, бескозырки и фуражки с надписью «Князь Потемкин-Таврический», контролеры на входе стояли с винтовками, отрывали от билетов половину и насаживали на штыки. С эстрады в фойе пели не романсы и арии, а «Яблочко» и марш революционных матросов. В самом фойе, переименованном в кают-компанию, красовались еще один макет броненосца, флаги, якоря, спасательные круги. Спасибо, что в буфете не висели говяжьи окорока с копошащимися в них червями.
Билеты давным-давно были распроданы, и добыть лишний – разве что с маузером выйти на площадь перед входом, где крутился паренек, одетый юнгой. Он пел «Эх, яблочко», а в воздухе между его раскрытыми ладонями повисало маленькое румяное яблочко, но не настоящее, а из папье-маше и оттого совсем легонькое.
Нынче Сергей уже так не волновался, как три недели назад, слух о премьере в Большом распространился по всей Москве и за ее пределами, вряд ли после такого триумфа можно было ждать провала. Приятно не опасаться, не дергаться, вести себя с достоинством. Не надо слюнями склеивать недомонтированную пленку, не надо бегать по коридорам, прислушиваясь к реакции зрителей. А зрители теперь отзывались чуть ли на каждый кадр фильма, к финалу аплодисменты не утихали, а когда поднималось красное знамя, оживали алупкинские львы, стреляли по генеральскому штабу, кинотеатр чуть не развалился от мощных оваций.