Нина Тимофеевна ни на шаг не отступала, чтобы пропустить нарушителя, так он и протискивался мимо нее, и на миг улавливал, как от нее пахнет – чистотой, хлоркой, порошком, которым стирали медицинские халаты, а еще духами, что–то легкое, цветочное.
– Знаете, мы тут не в санатории, чтобы вот так расшаркиваться! – бушевала Ниночка, малюсенькая рядом с этим амбалом. – Завтра же выкатитесь отсюда.
Нина ругалась, и сама не понимала, почему так разозлилась. Ну не могла она терпеть этого Степанова. Не могла, и всё. Давно такого не было, до появления Вани в ее жизни были другие думы, тоскливые и мутные, а теперь вот ещё он, этот Иван Иванович…
– Да дайте же пройти! У меня процедуры! Дайте выкатиться, что же вы, хозяйка медной горы! Ну и травитесь тут сами, раз такая злюка. А между прочим, Нина Тимофеевна, гастрит – болезнь нервная, а вы меня провоцируете, тоже мне, врач! – проворчал Степанов, протискиваясь мимо «докторицы». Один раз даже наступил Ниночке на ногу, нога в светло–голубом сабо быстро юркнула назад, поджалась, согнулась в колене. – Извините…
– Ничего. Ваши процедуры я скоро прекращу! Тоже мне, больной! – процедила сквозь зубы Нина и, резко развернувшись, ушла. А потом, ближе к вечеру, когда отделение лениво расползлось по палатам и замерло в ожидании кефира и булочек, сама прокралась на этот же балкон, закурила. Могла бы пойти на улицу, но там, действительно, шел дождь…
– Надо переехать, начать все сначала, вздохнуть уже наконец! – в который раз обещала себе Нина Тимофеевна, стряхивала в жестянку пепел. – Что, думаете, не справлюсь? – хмуро спрашивала она у нарисованных на плакате молоденьких врачей в белых колпаках, как будто это реклама поварского училища. – Врете! Справлюсь. И буду счастлива, и вообще!.. – Тут обычно она вздыхала, пристраивалась на стульчике, ржавом, невесть кем сюда притащенным из подвала, и перебирала в голове всех «своих» больных. – Только вот Егорову надо довести, Волкова тоже, жалко его, милый старичок, а дела–то у него плохи… И Никифорова опять вчера привезли, прям беда с ним.
Нина опять решала остаться еще на год–два, пока не закончатся все больные, ну и пока не вернется Женька.
Пациенты не заканчивались, шли и шли, поступали, выписывались, встречали Нину на улице, кивали ей, здоровались, благодарили или, наоборот, проходили, уставившись в землю, едва замечали. Это чаще родственники, которые надеялись на чудо, но его не произошло.