Поскребышев поколебался, но все же положил письмо в папку с почтой. Сталин прочел письмо и молча отложил на левый край. Между ним и Поскребышевым уже давно было принято особое «районирование» поверхности стола, заменявшее собой традиционную визу. В конце дня Александр Николаевич уверенно распределял этот пасьянс по соответствующим папкам, и документы шли по назначению. Левый край означал личный архив вождя. Юдину никто не тронул.
Почему этот эпизод возник сейчас в его памяти, Поскребышев едва ли смог бы ответить. Чего только не вмещала она…
Кстати, название одной из полюбившихся Сталину американских кинолент, пожалуй, вполне подходит и к сновидениям Поскребышева – «Я умираю с каждой зарей». Сталин смотрел этот фильм уже раз двадцать. Что-то привлекало его, причем едва ли в сюжете, скорее в той самой динамике, располагающей к собственным размышлениям. Впрочем, иногда Сталин во время молчаливого просмотра вдруг слегка поворачивал голову и разряжал длительную напряженность окружающих какой-то простой репликой, смехом или жестом.
К своему навязчивому сну Александр Николаевич тоже как-то попривык. Даже в шутку поделился им с тем самым Бакуленей, дружком и полным тезкой, с которым вместе пели в сельском храме Ильи Пророка, сидели за одной партой в земском училище. Поскребышев потом отправился в Вятское фельдшерское училище, а Бакуленя в Саратовский университет и нынче стал замечательным врачом, главным кремлевским хирургом Александром Николаевичем Бакулевым. Он внимательно выслушал друга, по хирургической привычке вертя в пальцах спичечный коробок, и воспринял все это вполне серьезно, настоял на обследовании, нашел признаки аритмии, сердечной недостаточности, прописал лекарства и режим.
Год назад Бакулев убедительно посоветовал еще одному их общему приятелю, герою Арктики, бравому Ивану Дмитриевичу Папанину оставить пост начальника Главсевморпути и заняться наконец своей стенокардией. И если уж нервничать, то исключительно во время совместной рыбной ловли в привычной компании с Поскребышевым, адмиралом Кузнецовым и генералом Хрулевым. Вот и Александру Николаевичу полный его тезка настоятельно порекомендовал соблюдать режим.
Но какой может быть режим? Стоит только заикнуться Хозяину, как тот своему «Санчо Пансе» Поскребышеву тут же найдет свои «фирменные» кавказские снадобья. Врачам Сталин давно не доверяет, живо помнит, как четверть века назад ему самому удаляли аппендикс в Боткинской больнице и он чуть было жизни не лишился, но частью желудка пожертвовал, помнит, чем когда-то закончилась пустяковая операция для сорокалетнего Фрунзе, как не уберегли сорокачетырехлетнего Щербакова, как давно мучается с сердцем его любимец Жданов.