Еще через пару лет ей стало ясно: пусть недолюбливают. Лишь бы не преследовали. Лишь бы не повторилась страшная ситуация, случившаяся в ее родном мире. Галина узнала правду, и эта правда, рассказанная камнями, заставила ее задуматься – а может ли подобное повториться здесь?
Она любила уголок на окраине парка, вдали от выложенных тротуарной плиток дорожек, в стороне от священных деревьев – хаотично разросшиеся заросли, почти смыкающиеся с лесом и берегом речушки, берущей истоки в горах. Три необтесанные мраморные глыбы – черная, белая и серая – лежали на песчаном пятачке возле редких на Карачуне берез. Остров славился каштановыми аллеями, зажигавшими весенние свечки, в августе начинавшими швыряться колючими плодами, а к сентябрю одарявшими город вторым цветением. То тут, то там росли катальпы, подхватывающие эстафету у каштанов, высились черные орехи, опасно роняющие тяжелые плоды по осени, акации, липы, клены и платаны. А березы встречались очень редко – даже до исчезновения зимы им на Карачуне было слишком жарко.
Галина пробиралась по гравийной дорожке, приятно хрустевшей под ногами, усаживалась на выветренный бордюр из дикого камня, слушала шорох листьев, наслаждалась удивительным спокойствием, наполнявшим ее тайное убежище. Мрамор молчал долго: она здоровалась с глыбами, не задавала никаких вопросов, и они приветствовали ее еле слышным шепотом без разборчивых слов. Изменения случились после весеннего половодья. Жаркое солнце растопило ледники, речушки, пронизывающие Кара-Корунд, вышли из берегов и затопили парк, подвалы, а кое-где и первые этажи зданий. Галину и Анфису долго не выпускали гулять на улицы, они перебежками перемещались от дома к дому в сопровождении Кузьмы, его одноклассников и иногда медведя Андрея.
К мраморной троице она выбралась во второй половине лета, когда закончилась школьная практика на каникулах, и удивилась тому, как изменилось место. Схлынувшая вода оставила после себя ветки, пустые раковины речных ракушек, колючие плоды водяных орехов и смальту, мелкие стеклянные камушки – инородные вкрапления, принесенные из другого мира.
Галина присела, осторожно прикоснулась кончиками пальцев к разноцветным гостям, чужеродным, как тропический попугай в воробьиной стае. Спросила:
– Откуда вы?
И не получила ответа. Непрозрачное стекло не понимало ее вопроса – или не хотело отвечать. Или неоднократная обработка лишила природный кварц голоса, помутила разум, замкнув уста огнем.