Нина подошла к ближе. Застывшая мраморная Амалия молчала. Неизвестный скульптор изваял лишь абстрактный женский силуэт, не заботясь о деталях. Лицо не разглядеть, оно размыто, смазано, будто закрыто густой вуалью
– Чего же ты всё-таки ждёшь, Амалия? – тихо спросила Нина, разглядывая надпись.
– А ты? – она не услышала вопрос, он просто всплыл в её голове. Нина подняла лицо и вздрогнула. Сквозь мрамор проступали знакомые черты – как будто она смотрелась в покрытое толстым слоем пыли зеркало. Отражение расплывчатое, почти неузнаваемое, но ты точно знаешь, что кроме тебя по ту сторону быть некому.
Не в силах оторвать взгляд от мраморного изваяния, Нина отступила. Она запнулась о вылезший из-под земли корень, пытаясь поймать равновесие, взмахнула руками и выронила тетрадь.
– Ноги не держат? – осведомился высокий седой мужчина.
Он остановился около Нины, поднял валяющуюся на земле тетрадь и вернул её озирающейся девушке.
«Сосед из тридцатой…» – обреченно подумала она.
– Так ты чего туда полезла-то? Жить надоело? – спросил он, словно продолжал прерванный разговор.
Чем занимался этот мужчина, с вечно озабоченным и недовольным лицом Нина не знала. В свободное от неизвестного ей занятия время он писал затейливые объявления, уличавшие жильцов во всевозможных нарушениях. Претензий к окружающим у него было множество.
«Не закрывание дверей в общий тамбур зимой ставило под угрозу безопасность и вызывало сквозняк, который в свою очередь угрожал здоровью».
«Закрывание же дверей в общий тамбур летом мешало естественной вентиляции лестничной клетки».
На звуки ремонта борец за коммунальную справедливость реагировал, как бык на плащ тореадора, и тут же разражался серией опусов, ссылаясь на закон об обеспечении тишины и покоя граждан. Обвинительные трактаты, предупреждающие об ответственности, он развешивал на стенах, дверях тамбуров, в лифте, а когда у жильцов дома появился общий чат, в обязательном порядке дублировал претензию и туда тоже.
Жильцы тридцать первой квартиры в чате не состояли, с соседом старались не сталкиваться, но он как будто вечно сидел в засаде. Как только девушка появлялась на этаже, дверь тридцатой квартиры открывалась, и страстный любитель объявлений возникал на пороге.
– Извините, мне пора, – пролепетала Нина. – Я неважно себя чувствую, – она покосилась на тетрадь в руке. – Переволновалась, – она попыталась проскользнуть мимо неприятного типа.