Когда совсем стемнело, казалось, что никого вокруг больше не осталось. Все разбрелись, кто-то уснул в сене, кто-то растворился в ночной темноте – словно весь мир исчез, остались только озеро, ветер и двое.
Маша сидела на прибрежной траве, обхватив колени руками, и смотрела на чёрную гладь воды, будто не замечая никого и ничего вокруг.
Профессор устроился у стога, со стороны выглядел совершенно мирно спящим человеком: даже тихо похрапывал, так что любой, кто оказался бы рядом, решил бы – этот человек давно уже в царстве снов.
Вдруг Маша обернулась, взгляд её стал дерзким и ясным. Она легко сбросила сарафан и всё, что было на ней, и, ни на кого не глядя, шагнула к воде. Её тело в лунном свете показалось профессору совершенным, почти волшебным – сочетание силы, спортивной грации, свежести и настоящей женственности.
В этот миг профессор вдруг вспомнил Машу за работой: всегда в строгом халате, с книгами и пробирками, деловую, собранную, серьёзную – и не верилось, что теперь перед ним была такая свободная, красивая, удивительная женщина.
Маша шла к озеру, будто принадлежала этой ночи и этой воде. Вода встретила её шелестом и тихой рябью. Она вошла в озеро, повернулась к берегу, и профессор заметил её улыбку. Сердце у него затрепетало: он понял, что никогда не видел Машу такой.
Профессор у стога, со стороны выглядел совершенно расслабленным и мирно спящим человеком: даже тихо похрапывал, так что любой, кто оказался бы рядом, решил бы – этот человек давно уже в царстве снов.
Когда Маша сбросила одежду, она на секунду задержалась, искоса глянула на профессора, словно ожидая реакции – но тот был абсолютно невозмутим. Он не шевельнулся, ни один мускул на лице не дрогнул. Только в душе его вдруг вспыхнуло такое счастье и восторг, что сердце кольнуло, как у мальчишки, впервые увидевшего чудо. Но внешне – только спокойствие и ровное дыхание.
В лунном свете тело Маши было как произведение искусства: плавные линии спины, тонкая талия, стройные ноги, крепкие плечи, волосы рассыпались по плечам. Не было в её движениях ни малейшей нарочитости или стеснения – только честная природная уверенность, радость свободы, ощущение гармонии с этой ночью и водой.
Маша легко вошла в озеро, и только тогда профессор с трудом позволил себе приоткрыть глаза – совсем чуть-чуть, чтобы поймать отблеск её улыбки, услышать её звонкий смех и запомнить это мгновение навсегда.