– Какие пары были сегодня? – многозначительным тоном спросила она, поглаживая мои волосы.
– Первая пара сварка, вторая каменка вроде, третья не помню уже, – равнодушно ответил я, потянувшись за новой сигаретой.
– Ты месяц в гопу не ходишь.
– Я на больничном!
– В который раз?
– И что? Я это называю отпуск, – раздраженно выкрикнул я, указывая на себя сигаретой.
– Ты обманываешь себя.
– Лучше скажи-ка Надя, ведь недаром…
– Бля! – сердито выдохнула она, – я постоянно хожу сюда, как в психушку.
– Дак, не ходи! – крикнул я, зажигая сигарету.
– Я скоро не выдержу! Откуда эти мысли что, если страдаешь ты, то значит все вокруг тебя обречены на страдание. Хватит с высоты смотреть на всех в миссионерской позе. Ты не пророк решать за всех, у кого какая судьба и как всем следует жить.
– Надя! – крикнул я издевательским тоном, – если бы завтра был конец света, чтобы ты сделала сегодня?
– Убила бы тебя. Чтоб другим спокойнее было.
Она яростно встала с кровати взяв меня за руку. Одела на меня пальто и повела к выходу. Нехотя моё тело послушалось приказа и потащилось за ней.
Впервые за месяц я оказался на улице. Все те же самые одномерные люди что и раньше теснились в тропинках среди бетонных многоэтажек, те же одномерные дети купались в снегу возле ряда машин, те же одномерные подростки прятались за гаражами с пивом желая остаться незамеченными. Жизнь у людей не меняясь двигалась своим чередом. Я, глядя на них, лишь пропитывался чувством жалости к их пустому существованию.
Пока одна рука пыталась вырваться из плена, другая искала сигарету среди прочего мусора в кармане. Обнаружив желаемое, рука поднесла белую цилиндрическую форму, набитую табаком ко рту, но внезапный перехват Нади разрушил мои планы.
– Бросай курить! – мило прошептала Надя, пытаясь дотянуться до ушей.
– Не лишай меня последнего счастья, – хмуро ответил я, освободившись от её объятий.
– И что же это за счастье, которое может дать сигарета, но не могу дать я? – выстроив глазки она встала перед мной.
Мои ноги лениво развернули тело в другую сторону и повели по случайному маршруту вдоль серой панельки в девять этажей. Одно горе прошло; вот, идут за ним еще два горя. Одномерность, серость и пустота проходящих мимо людей волнами наполняли меня странными мыслями. Они смотрят на меня сейчас, как смотрели год назад, два года, десять лет, пятнадцать лет. А ведь когда-то они перестанут смотреть на меня. Наша жизнь течет по очень простой формуле: рождение – существование – смерть. Либо я исчезну, либо они. Сейчас пока эти люди есть, они могут смотреть на проходящее мимо тело и думать о нём всё что угодно. Но всё это в один миг потеряет смысл, как только кто-то из нас удобно расположившись в могиле забудет обо всём навсегда.