Анна… Её нельзя было представить в ватнике, на морозе, среди чужих людей. Она выросла в уюте, в любви, в нежности. Её отец – человек основательный и уважаемый передал дочь Якову, как самое драгоценное сокровище. И тот хранил её, как умел. Всю жизнь. Он не мог привести её в ад. Выход был один – уехать тихо, без следа, не будучи евреями, не будучи никем. Просто – люди, идущие на юг.
Поддельные документы стоили дорого. Но у Якова было золото, украшения, сбережения. Он умел обращаться с ними. Однажды вечером, он вернулся домой, и впервые за долгую неделю улыбнулся.
Анна, Мирьям и Лея уже сидели за столом. Он присел, взглянул на них всех и сказал:
– Я нашёл человека. Его зовут Януш Сташкевич. Через Львов. Он водит семьи уже полгода. Связи с советскими проводниками. Надёжный. Деньги он берёт немалые, но мы можем заплатить. Он поможет нам пройти границу и добраться до Одессы. Не как евреи. Не как беглецы. Как польская семья, возвращающаяся к родственникам.
Анна вздохнула и сжала его руку. Мирьям кивнула. В её глазах светилось что-то взрослое, серьёзное. Лейка молчала, глядя на отца, как будто впервые поняла: он может всё.
– Когда? – спросила Анна.
Яков чуть помедлил.
– Через две недели. Нам надо подготовиться, не спеша. Продать всё, что можем. Собрать документы. Паспорта у нас будут за неделю. Остальное мы сделаем вместе.
Он ещё не сказал, как трудно ему далось это решение. Как он отказывался верить, что уезжает не на время, а навсегда. Как больно ему было – прощаться в мыслях с Варшавой, с улицей Мазовецкой, с лавкой, которую он любил, как родное дитя, с домом, где родились его дети. Но это уже не имело значения. Главное – сохранить семью. Сохранить Анну, Мирьям, Лею. И свет их жизней, который он поклялся не дать затушить никакому зверю в мундире.
Без прощаний
На рассвете улица Мазовецкая ещё дремала в тумане, окутанная влажным июльским воздухом. Варшава спала, как будто пыталась оттянуть неизбежное пробуждение в мир, где грозы войны уже гремели за горизонтом. Семья Штерн вышла из квартиры молча, точно привидения, с небольшими чемоданами в руках и тревогой, спрятанной в складках одежды. Яков спрятал ключи от дома для новых владельцев в условленном месте и, не оборачиваясь повел семью в сторону вокзала.
Штерн был в сером костюме, сшитом ещё до кризиса, хорошо сидевшем на его прямой спине. На груди жилета часы с серебряной цепочкой, по которым он часто сверял не только время, но и ход судьбы. Шляпа с чуть опущенными полями скрывала глаза, сверху легкий плащ, в подол которого были зашиты золотые цепочки.