В трапезной было тепло, на длинных столах уже стояли зажженные свечи, скупо освещая всё вокруг. Нежко, особо не выбирая с кем сидеть, плюхнулся на первое свободное место и скинул меховой плащ рядом с собой. Ножны с мечом отстегнул и положил рядом.
Помощники быстро управились с длинной очередью страждущих, спешно разнося и наливая плошки с горячей гороховой похлебкой, выдавая по сдобному куску хлеба с салом и ставя кружку обжигающего отвара перед дозорными. Помещение наполнилось звуками скребущих об бортики посуды ложек, чавканья и громкого прихлёбывания. Кухарь грозно прошёлся пару раз вперёд и назад между рядов лавок и столов, поглядывая на народ из–под кустистых нахмуренных бровей, до сих пор не снимая с плеча своего грозного оружия. Никто не рискнул высказать недовольство и взыскать компенсацию в виде добавки.
Нежко ел не спеша, глубоко задумавшись. Много мыслей теснилось в его голове: никак не отпускала история, которую ему вкратце поведал отец в письме. Великий Князь Атей собирал на суд всех Князей Севера – предстояло решать судьбу Князя Авира, обвинённого в чёрном колдовстве, создании жутких тварей, которым нет имени, в пособничестве на убийство и в развязывании междоусобной войны. Список был устрашающий. Но Макуш Ледень выражал глубокие сомнение в виновности Авира. Многие годы его задачей был сбор и анализ крупиц информации, найденных в разных уголках Княжеств, и в этот раз то, что выносилось на суд – явно было сшито белыми нитками и впопыхах.
Нежко, хоть и не обладал таким опытом и знаниями, как отец, но тоже чувствовал каким–то особенным внутренним чутьём, что Авир ни в чём не виноват. И именно это чутьё подсказало ему, что девушка из Араков, та самая, придавленная конём, там внизу у стены при неудачном набеге кочевников, должна была быть спасена.
Образ вновь вспыхнул ярким пламенем перед его мысленным взором. Испуганная, но непокоренная кочевница, не просящая пощады и готовая ко всему. А что, если бы она на него напала? Смог бы он поднять на неё меч? По коже разлился неприятный озноб.
– О, швои люди! – раздалось над самым ухом Нежко. – Эй, шутулый, двигай. Тута мой друг.
Младший Ледень от неожиданности выронил ложку на стол и повернулся. Рядом уже подсаживался, сдвинув дозорного в сторону, Горшек. Во рту у него была зажата его ложка. Здоровой рукой юноша нёс свою тарелку, а больной он прижимал к груди кружку.