***
Дверь, ведущая в кладовку, открылась с противным скрежетом. Из темноты выступил очень грузный мужчина, облачённый в мантию из благородного синего бархата. Мужчина стряхнул пыль с боков. Убрал с плеча прилипшую паутинку. Брезгливо скривился, глядя под ноги, на ботинки кремового цвета, когда-то безупречно сверкавшие глянцем, а теперь испачканные в саже и какой-то деревенской грязи.
– Паскуда ты, Сем, – он вытер ботинки об остывающий труп врага. – Даже дохлый – паскуда.
Граф плюнул на тело Семонта.
Каждую смерть он обдумывал тщательно, планируя всё до мельчайших деталей: будь то эмоции жертвы, переходящие из робкой надежды в ужас и глухое отчаяние, зажжённые светильники на месте убийства и ночная рубашка, которую Ферад сам выбрал для Зории. Он был художником. Граф испытывал экстаз, не сравнимый даже с близостью с женщиной, когда убийство шло по плану.
Ферад пнул безжизненное тело Семонта.
– Паскуда! – выругался он, но настроение уже было испорчено.
И когда? В момент наивысшего удовлетворения. Граф ожидал слёз, проклятий, обвинений, но никак не напоминания о том, что всё сильнее терзало его с каждым годом.
“Откуда он узнал? – Ферад запустил руку под воротник. Там багровела пятерня, оставленная сорок лет назад, после того пожара. – Слухи вышли за пределы дворца?”
Но выяснить что-то от Семонта не было возможности. О том убийстве сорок лет не вспоминали – отец, помнится, выплатил огромную компенсацию пострадавшей семье, и больше они с Ферадом не пересекались.
– Но какая ты всё-таки сволочь! – Граф вытащил из-за пазухи список, вычеркнул оттуда имя Семонта Хогера.
Из сорока имён осталось лишь четверо. Последние двое отмечены были красным – это значило, что с ними придётся попотеть. Особенно с последней.
1 глава. Младший сын аббари
П45.А4 Лишённый магического дара да не взойдет на трон.
П45.А5 Связанный кровной клятвой да не взойдёт на трон.
П45.А18 Все младшие сыновья аббари после рождения наследника первым сыном аббари да будут запечатаны или же дадут новому аббари кровную клятву.
П45.А19 Всякий, кто воспротивится этому правилу, да будет казнён как разжигатель смуты.
Правила престолонаследия Барики.
Джа
Тот день навсегда изменил мою жизнь.
Базар гудел, подобно огромному улью. Крики торговцев-зазывал, говор людей, ржание лошадей, музыка и звон монет, шум ветра, громкий смех брата. Звуки смешивались в немыслимый гул, который давил на уши, стоило углубиться в торговые ряды. Повсюду витали запахи. Среди них были и приятные: ароматы пряностей и специй, женских духов, древесины. В тот день обоняние острее реагировало лишь на самое отвратительное. Душок тухлой рыбы, вонь грязного скота. Навоз. Среди всего этого пестрели развешенные ткани, и от многообразия ярких узоров рябило в глазах. Сверкали на солнце драгоценности. Я знал: бо́льшая часть этого великолепия – подделки.