Он бросает коня и ползет ко мне, смешно переваливаясь с боку на бок. Я подхватываю его на руки и крепко прижимаю к себе. Сын пахнет молоком и детским кремом, этим неповторимым запахом младенчества.
– Мой мальчик, мой Асан, – шепчу ему в макушку, целуя мягкие волосы. – Как я по тебе соскучился.
Он тычется мне носом в щеку и гулит что-то невнятное. Смеюсь, и этот смех самый что ни на есть настоящий, идущий из самой глубины души.
Асан тянет мои волосы, хлопает ладошками по моим щекам и заливается звонким смехом. Вот озорник! В этот момент я забываю обо всем: о политике, ответственности, врагах, интригах.
– Знаешь, Асан, – говорю, глядя в его бездонные глаза. – Никого у меня нет дороже тебя. И я сделаю все, чтобы ты вырос достойным человеком. Чтобы ты был сильным, справедливым и милосердным. Чтобы ты помнил свои корни и чтил своих предков. Но главное – чтобы ты был счастлив.
Он ничего не понимает, конечно. Просто улыбается мне и сжимает мой палец своими маленькими пальчиками. Но я верю, что он чувствует мою любовь и преданность.
Смотрю на сына, и сердце переполняется любовью. Власть, деньги, влияние – все это ничто по сравнению с этим маленьким человеком.
Никого дороже него у меня нет. Он – причина, по которой я просыпаюсь каждое утро и делаю все, чтобы он рос в мире и процветании.
Поцеловав сына, выхожу из детской.
Лейла стоит у зеркала в своем новом платье, сшитом на заказ. С тех пор как мы переехали в кавказскую республику, она стала одеваться скромно, как и приличествует замужней женщине.
– Красивое платье, – делаю ей комплимент.
Лейла вздрагивает и поворачивается ко мне. В ее глазах – обида. Она не может простить мне того, что год назад я принес домой младенца и сказал, что это мой сын.
Она ничего не знает ни о сохраненном эмбрионе, ни о суррогатной матери, и думает, что мне родила ребенка другая женщина.
Ревность сводит ее с ума. Но все, что происходит с ней сейчас, вполне заслужено. Женщина, которая дважды делала аборт, не заслуживает быть матерью моего ребенка. Пусть мучается теперь, раз приняла такое решение. А я принял свое.
– Надевай туфли и поехали. Жду тебя в машине…
Машина плавно скользит по вечерним улицам, и огни города расплываются в боковых зеркалах, словно акварель на мокрой бумаге.
Смотрю на Лейлу, сидящую рядом, и раздражение медленно, но верно заполняет меня. Ее лицо, теперь вечно грустное, словно она оплакивает потерянное царство. А ведь Лейла жена будущего главы республики и должна сиять, ослеплять, вдохновлять, а не ввергать в уныние.