Желудок свело. Губы онемели. Во рту стоял привкус пластика и железа. Он повернулся, упёрся руками в колени и тихо всхлипнул – не от боли, а от бессилия, от сознания того, что он жив в этом мире.
Мир вокруг начал сжиматься вокруг одного мерзкого центра. Всё стало липким – запахи, звуки, взгляды. Всё слилось в одно отвратительное слово, которое он не мог произнести, но которое отравляло дыхание.
Это был не конец, хотя внутренний голос умолял, чтобы именно здесь всё завершилось. Случившееся оказалось началом того, что позже назовут новой нормой. Аркадий смотрел, как прямо перед ним рождается новая эпоха, и не мог отвести взгляд от того, как она движется, дышит и оседает на землю.
Он покинул парк, чувствуя, как мерзость увиденного оседает в нём тяжёлым осадком. Город окончательно утратил знакомые черты и стал местом, где любой абсурд мог обрести статус нормы.
Служебный автомобиль двигался по улицам Первопрестольска ровно и уверенно, словно ничего не изменилось, будто люди по—прежнему спешили на работу, думали о мелочах, радовались небольшим победам и огорчались незначительным потерям. Однако за тонированными стёклами проплывал другой мир, в котором никто уже не скрывал своих новых, отвратительных желаний.
Когда автомобиль остановился возле здания ведомства, Аркадий замешкался. Внутри что—то сопротивлялось простому движению, словно промедление могло защитить от очередного потрясения.
Дверь открылась, и он медленно вышел, ощутив, насколько тяжёлым и чужим стал воздух. Поднявшись по ступеням, Аркадий толкнул массивные двери и оказался в коридоре, где знакомые лица коллег теперь выглядели неузнаваемыми, словно отражёнными в кривом зеркале.
Навстречу, широко улыбаясь, шёл Белозёров. Улыбка Николая была почти детской – не той радостью, которая украшает лицо, а той, что раскрывает истинную природу.
– Аркадий, наконец—то! – Белозёров раскинул руки, будто встречал горячо любимого друга после долгой разлуки. – Ты уже видел? Какой закон! Какая смелость у власти! Не думал, что доживу!
Аркадий молчал, чувствуя, как каждое слово Николая режет слух. Белозёров, не замечая реакции собеседника, продолжал вдохновенно:
– Помнишь мою соседку Ксению? Длинноногая такая, карие глаза, волосы тёмные, роскошные… Всегда мимо проходила, носом водила. А сегодня утром столкнулись в подъезде, и я ей тонко намекнул: теперь, мол, Ксюша, пора привыкать к новым реалиям.