Она пела:
«Это никогда не закончится, потому что я хочу больше…
Дай мне больше, дай мне больше…»
Каждое слово звучало так, будто она обращалась не к ним, а к самой вселенной, требуя от неё невозможного.
«Если бы у меня было сердце, я могла бы любить тебя…
Дай мне больше, дай мне больше…»
Торину казалось, что в воздухе звучат не только её ноты, но и лёгкие, почти невесомые переливы струнных инструментов, которых не было. Что вокруг неё витает что-то неуловимое – может, духи ветра, а может, сама магия, притянутая её голосом.
Лира сидел, словно загипнотизированный. Его глаза, обычно холодные и отстранённые, теперь горели преданностью, почти безумной. Он был готов отдать за неё жизнь – прямо сейчас, без раздумий. И самое страшное – ему казалось, что это его желание, а не навязанная воля.
Габриэлла повернулась к слушателям, оперлась спиной о парапет и продолжила, её пальцы слегка сжимали камень:
«Если бы у меня был голос, я бы пела…
Я вижу, что принесёт завтрашний день…»
Казалось, даже Луна замерла, застыв в небе, готовая в любой момент сорваться с небосвода и последовать за её песней.
«Достигну ли я когда-нибудь бездны?
Если бы у меня был голос, я бы пела…»
Когда она замолчала, в воздухе повисла тишина – густая, почти осязаемая.
Торин медленно перевёл взгляд на Эльдриана. По щеке Брата Ночи текла слеза. Но он улыбался – загадочно, как будто знал что-то, чего не знал никто другой.
И только тогда Торин осознал, что и сам плачет. Капли скатывались по его щекам, горячие и солёные, но он даже не пытался их смахнуть.
Потому что в этот момент он понял – голос Габриэллы был не просто магией. Он был правдой, обнажённой и неумолимой. И против неё не было защиты.
Эльдриан поднялся со своего места, его движения были плавными, словно тень, скользящая по стене. В его глазах светилось удовлетворение, словно он только что стал свидетелем долгожданного спектакля.
– Идём, луна почти готова раскрыть нам тайны дальних земель, – произнёс он, и в его голосе звучала лёгкая торжественность, словно он приглашал её в святилище древних секретов.
Он первым шагнул в проём, ведущий обратно в тронный зал, его белоснежные одежды колыхнулись, словно крылья ночной птицы. Габриэлла последовала за ним молча. А остальные осталась на балконе.
Внимание Фреяны полностью принадлежало Ли-Суну. Казалось, для неё в этот момент больше никого не существовало – ни Торина, ни Лиры.