Лагерь находился в Ёстербюмо – небольшом населённом пункте среди густых шведских лесов и прозрачных озер. Здесь не было уютных кафе, ярких витрин или магазинов. Только частные и многоквартирные дома, невысокие и ухоженные. В одном из таких домов Харисе выделили небольшую квартиру. Её можно было бы назвать уютной, если бы не постоянное ощущение временности. В таких квартирах не развешивали семейные фотографии, не покупали дорогие вещи. Здесь жили с мыслью, что завтра всё может измениться.
Соседями Харисы были такие же иммигранты, бежавшие от своего прошлого. Здесь были семья из Азербайджана и чеченец с женой из Иордании. В соседнем доме, поменьше – многодетная семья из Ирака, две девушки из Бурунди, африканцы, говорившие на французском, и загадочный Вано – мужчина, который представлялся беженцем из Грузии. Но стоило ему заговорить, как акцент выдавал его с головой. Об этом знали все, даже в миграционной службе, но никто не касался этой темы. Вано не работал. Он жил на пособие для беженцев, и, похоже, его это вполне устраивало.
Иногда мужчина организовывал посиделки, а порой возвращался из гостей подшофе и вдруг начинал рассказывать, кто он есть и почему оказался в Швеции. По одной версии он был вынужден бежать из-за политического преследования, по другой – попал в какую-то темную историю, о которой предпочитал не говорить.
Но даже когда он делился подробностями, слушатели не могли отделаться от ощущения, что и тут он что-то приукрашивает. Его осанка и движения говорили совершенно о другом. Скорее всего это был человек, явно не чуждый тяжёлой физической работе, который провел немало часов за рулём – и не легкового авто, а чего-то тяжеловесного, возможно, большегруза или трактора. Его крупные, жилистые руки и выработанные годами манеры убеждали яснее любых слов.
Но больше всего сомнений вызывало его заявление, что в прошлом он был начальником снабжения. Люди, хоть немного разбирающиеся в этой области, догадывались: человек с такими умственными способностями едва ли мог возглавлять серьёзную организацию.
Не только Вано – никто из обитателей лагеря не открывал правду о себе. Каждый создавал собственную легенду для миграционной службы, стараясь, чтобы она звучала как можно драматичнее: так больше было шансов добиться разрешения на проживание в стране. Истинные истории чужих жизней оставались в тени. Здесь каждый был сам по себе, наедине со своей судьбой, не вторгался в чужое прошлое и не пускал никого в своё.