Иллюзия одиночества - страница 16

Шрифт
Интервал


– Нет, если ты хочешь спросить была ли у меня женщина, конечно была. Их было много, но я никогда не встречал кого-то, кто бы смог занять места в моем сердце, – слукавил чародей.

– Я рада, что все обошлось, Рин. И теперь, ты знай, что у тебя есть семья. Если ты не хочешь или пока не можешь примириться с отцом – у тебя есть я, – она взяла брата за руку и переплелась своими пальцами с его.

Он ничего не ответил. Просто посмотрел благодарно и растроганно. И для Мефет это значило больше миллиона слов.


Зима в степи выдалась сухой и ветреной. Обычно в это время наступал сезон дождей, но в этот год природа ополчилась на, и без того, многострадальных кехаров. Посевы сохли и горели на злом солнце, еда катастрофически таяла в амбарах и её привозили из Крисанта. Бессмертные и мирные жители затаились по домам, стараясь лишний раз не показываться на улице. Голода как такового не было, но все прекрасно понимали свое положение на грани. Война кончилась, но обстановка не улучшалась.

Мефет и Рин продолжали жить в заставе Кунаис. Кошка написала отцу, что пока не может приехать в столицу, ибо не до конца пережила свою утрату и вообще еще не готова ехать туда, где её дорогого Вилмора лишили жизни. От Герота пришло ответное послание с сожалениями и заверениями, что он всегда ей рад и ждет свою дочь домой. Что он отстроил их старый дом и очень надеется, что скоро в нем появится хозяйка. Хотя бы его дочь.

Мефет прочитала это письмо Рину, но тот лишь хмыкнул, сделав вид, что его это не касается. Кошка понимала, что волшебник до сих пор не может простить родителя за то, что он его бросил. Что многие зимы у Рина не было места, которое он мог бы назвать домом. Мефет жалела его и помогала, как могла. Рин поправлялся медленно и злился за это на самого себя. За долгое время без движения мышцы атрофировались, и Рин мог передвигаться только с помощью Мефет. Кошка кусала губы в кровь, когда заходила в спальную и видела как Рин, стиснув зубы, постанывая от боли, стоял у кровати и вцеплялся руками в спинку. В эти минуты он как никогда был похож на Герота в своем зверином оскале и упорстве кехара. Мефет говорила ему, что он молодец, утешала его и уверяла, что Рин практически поправился. Волшебник ей не верил, прекрасно видя себя в зеркале и понимая, что он не может без посторонней помощи. Это уязвляло его самолюбие. Единственное, чем Рин гордился кроме своей уникальной магии – это его внешность. Он знал, что привлекателен и иногда этим пользовался. Теперь же он скорее напоминал дохлую рыбу – бледный, худой, еле передвигающийся. О том чтоб колдовать не могло быть и речи. Он сам себе напоминал старика, который может только сидеть на стульчике в саду, укутанный пледом и читать старинные трактаты, прекрасно зная, что сил на то, чтоб применить прочитанное у него не хватит.