Глава 2
Негабаритный багаж
Весной две тысячи двадцать первого года я собрался лететь в Минск, потому что там выставлялись картины моего учителя, и мне обязательно нужно было их увидеть.
И вот
– когда я покупал билет,
– когда прибирался в квартире перед отъездом,
– когда вечером ложился спать в предвкушении перелёта (первого за несколько последних лет).
– когда просыпался утром заранее, ни свет ни заря, чтобы успеть на рейс, вылетающий в полдень (в аэропорту нужно быть в пол-одиннадцатого, из дома выйти в полвосьмого, а встать нужно в пять, потому что мне на сборы требуется вдвое больше времени, чем здоровому человеку).
– когда входил в здание аэропорта,
– когда проходил регистрацию…
…и досмотр (та ещё история; иногда тётеньки в форме требуют, чтоб я снял дорожный поясничный корсет).
– когда садился в кресло и пристёгивался ремнём безопасности (странно, почему на местах, которые мне достаются, всегда так сильно выдвинута пряжка ремня? Не может быть, чтобы у всех этих людей были такие толстые животы)
– и когда мой самолёт, долго и уныло кативший по лётному полю до взлётной полосы, наконец оторвался от земли…
Я не знал и не ведал, что моя жизнь, которая к настоящему моменту была довольно чётко распланирована (а попробуйте как-то по-другому договориться с моими суставами), внезапно закрутится, словно аттракцион в парке развлечений.
* * *
В начале апреля я сказал матери, что через пару недель собираюсь лететь в Минск из-за картины учителя, и мама, конечно же, всё поняла по-своему. Она не верила, что можно сорваться с места только чтобы поглазеть на полотно, которое я сто раз уже видел в дяди-Колиной мастерской. Мама посчитала, что цель моей поездки совсем другая.
– Господи, Лёшенька. – Она прижала руку к груди. – Вы помирились, да? У Ксюши остановишься?
Ксеня-чан (имя огонь, откуда оно взялось, расскажу позже) – моя так называемая жена, по крайней мере в глазах мамы это выглядит так. Мы поженились пять лет назад, и, хотя у нас был уговор развестись через три года, – до сих пор в наших паспортах стоят штампы. Хотели сделать это в прошлом году, но тут началась пандемия и всё зависло.
Посчитав мой неопределённый кивок достаточно убедительным, матушка вздыхает, улыбается, молчит несколько секунд и, борясь с желанием задать следующий вопрос (а может быть, не один), суетливо принимается за какие-то необязательные кухонные дела – отрывает от рулона белую тканевую салфетку, протирает ручки водопроводного крана и боковую часть раковины, и без того сухую и блестящую.