– «Я привезла тебе новые вещи. Эти джинсы стали тебе совсем велики… и ботинки на шнурках… неудобно же… и жарко…» Соня достала из коробки новенькие светло – серые текстильные кроссовки и помогла отцу переобуться.
– «Угадала с размером? Как тебе? Комфортно?» – залепетала она, переживая, что не угодила.
На мгновение в глазах отца пробежала довольная искорка и он ласково улыбнулся:
– «Отлично! Очень удобно! И размер точно мой, – он потопал ногами, а потом с грустью взглянул на свою старую, но идеально сохранившуюся обувь, – А куда ботинки? Они же совсем как новые!»
– «Осенью будешь носить» – очень уверенно сказала Соня, так, что оба искренне в это поверили, ведь до осени оставалось немного – всего каких-то два месяца. Приподнятое настроение быстро сменилось жалящими болями и резким ознобом, София протянула отцу плед и наглухо закрыв окна, сильнее надавила на педаль газа. Стараясь разрядить невыносимо болезненную атмосферу, она тихо рассказывала добрые истории на отвлеченные темы, периодически поглядывая на голубые молчаливые глаза, наполненные безысходностью и страхом.
Уже в больничном холле Соня, как фокусник, доставала из своего огромного рюкзака термосы, фрукты, конфеты, бутерброды… все, что могло хоть немного понравиться отцу, то, что хоть на мгновение сделало бы его чуть счастливее и физически сильнее.
Она билась за каждую съеденную ложку каши, за глоток сладкого чая, ведь сейчас эти банальные вещи могли подарить еще один день жизни!
Убедившись, что может ненадолго оставить отца одного, Соня помчалась оформлять недостающие документы. Она быстро шагала по длинному узкому коридору, путаясь в длинном подоле летнего платья и стараясь избегать взглядов людей, сидящих на жестких банкетках по обе стороны этого кафельного пространства, ведь она точно знала, что отражают эти лица: боль, отчаяние, дикий страх смерти и слезы бессилия перед этой коварной болезнью, смирение, безразличие и пустоту в глазах тех, кто уже умер… не смог, не вынес, не справился и сдался, и лишь страдающее тело все еще терпит терзания, уколы и капельницы. Мысленно все задают один и тот же вопрос: «За что? За что им дана эта боль физическая и душевная, боль, которую не описать словами, боль сожаления о том, что не случилось, боль от разочарования в собственных чувствах и поступках. Этот длинный больничный коридор, как владение смерти, где она вальяжно бродит, вглядываясь в глаза каждого и решая его судьбу. Кого-то она заберет сегодня, кому-то даст шанс на неопределённое время, а кого-то и вовсе оставит без своего внимания, безразлично пройдя мимо и этим подарив долгожданное исцеление. София надеялась, что у отца будет шанс, но пока она металась по процедурным кабинетам, смерть слишком пристально смотрела в его голубые глаза сквозь линзы с треснувшим стеклом, а он опускал голову все ниже и ниже, стараясь избежать ее выразительного наглого взора.