Мышеловка захлопнулась. Текфур Константин из Биледжика оказался куда хитрее и дальновиднее, чем предполагал Осман. Он не просто провел встречу, он подготовил западню, очевидно, рассчитывая, что молодой и горячий вождь Кайы сунется сюда в поисках доказательств. И он не ошибся. Это был ders (дерс – урок), жестокий урок для Османа.
Цена ошибки: между жизнью и пленом
Кровь заливала глаза Осману. Рядом с ним упал, сраженный копьем, один из его телохранителей. Акче Коджа, несмотря на возраст, отбивался от двух византийцев, его старый меч пел яростную песню. Но силы были слишком неравны. Один за другим воины Кайы падали, раненые или убитые. Двор караван-сарая превращался в настоящее поле kıyım (кыйым – резня, бойня).
Осман понял, что дальнейшее сопротивление бессмысленно – это приведет лишь к полному уничтожению его отряда. Нужно было спасать тех, кто еще жив, вырываться из этого ада любой ценой.
– Акче-ага! Конур! Аксунгар! – его голос перекрыл шум битвы. – Прорываемся к южной стене! За мной! Hemen! (Хемен! – Немедленно! Быстро!)
Собрав вокруг себя остатки отряда, не больше трех десятков воинов, Осман возглавил отчаянную попытку прорыва. Византийцы, не ожидавшие такой дерзости, на мгновение дрогнули. Этот короткий миг замешательства позволил воинам Кайы прорубить себе дорогу сквозь строй врагов. Но цена этого прорыва была ужасной. Многие пали, пытаясь прикрыть отход товарищей.
Когда они наконец вырвались за пределы караван-сарая, оставив позади крики победителей и стоны умирающих друзей, Осман почувствовал, как ледяные тиски сжали его сердце. Он оглянулся. Акче Коджа был рядом, тяжело дыша, с окровавленной рукой. Конур тоже был здесь, но его брата, Аксунгара, нигде не было видно.
– Аксунгар… где Аксунгар? – выдохнул Осман, страшась ответа.
Конур с трудом поднял на него полные боли глаза.
– Он… он прикрывал наш отход у ворот. Я видел, как его окружили… Esir (эсир – пленник)… или хуже…
Осман остановился, глядя на занимавшуюся на востоке зарю. Первая заря его самостоятельного правления была окрашена в багровые цвета крови и горечи поражения. Его первая ошибка как вождя стоила слишком дорого. Но в его глазах, помимо боли и ярости, уже зарождалось новое, холодное пламя.
Пламя мести и твердой решимости. Этот урок он запомнит на всю жизнь. И византийцы, празднующие сейчас свою zafer (зафер – победа), еще не знали, какого волка они разбудили этой ночью.