– Смерть им!
– Абсолютная правда! – Активно закивал Сокол и повёл компанию вперёд. – Но она так любила Рыжика… Сентиментальная натура, что с неё взять! Извините за них! Можете возвращаться к своим делам. Всем спасибо! Всех люблю и обнимаю!
Люди предусмотрительно разошлись перед ними, и Сокол смог спокойно провести хныкающую женщину и осторожную Медею.
– Пока-пока! – Он помахал им на прощание, и некоторые ответили ему тем же.
Они отошли на достаточное расстояние и спрятались между домами. Спасённая – Сокол в тайне прозвал её полоумной – не отрывалась от Медеи, заботливо укрывавшей её от внешнего мира и шептавшей ей всякие ласковые словечки.
– Ты молодец, Сокол, так держать, браво… – Он, предчувствуя долгую и щепетильную сцену, присел на асфальт. – Хотя зачем благодарить?
– Вы настоящий г-герой, мой сп-паситель! – Стриго накинулся на уязвлённого наёмника и лишь чудом не попал ему в глаз своим клювом. – Вы п-прирождённый актёр!
– Отпусти меня, пернатое ты нечто! Ай! Больно! Аккуратнее! Не-ет, ты что… А-а!
Вместе с криками сопротивляющегося Сокола, активно борющегося с оуви за нежелание обниматься, раздался тихий, неуверенный смех. Стриго с Соколом одновременно повернулись к Медее, по-прежнему державшей женщину. Только та в этот раз больше не пряталась.
– Моя… Моя маленькая пташка тоже… любила оуви. И различных… зверушек… – Полоумная вновь начала рыдать, и Лиднер пришлось успокаивать её. – Она… Она пропала! Второй день… уже… я-я…
Сокол скривился, за что сразу получил от Медеи мысленную пощёчину. Если бы ей подвернулась возможность, то она с превеликим удовольствием влепила бы ему настоящую.
– Моя девочка с-сказала, что пойдёт погулять… с мальчиком… хорошим… Но… он вернулся, а она нет!
– Может, он убил её?
На Сокола с ужасом взглянули. Ещё одна воображаемая пощёчина от Лиднер.
– Н-нет! Это невозможно… Нет! Они пошли в пещеру, и там… там кто-то был… Я-я не знаю, что произошло, только он дома, а моя пташка – нет! Он сказал, что испугался рычания в темноте и убежал… Он оставил мою маленькую девочку совсем одну! – Слова давались женщине, готовой в любую секунду впасть в истерику, очень тяжело. – Я п-пыталась туда сходить, пыталась… Но я очень больна!
Она нервно почесала щеку, всю усеянную ещё не зажившими красными царапинами с запёкшейся тошнотворной корочкой. Медея, с жалостью следя за её беспорядочными действиями, за какой-то странной манией причинить себе боль и очнуться от кошмарной реальности, пришла к единственному решению.