Потом Ирвин выдохнул со свистом и глаза его остались открытыми. Биоустройство перестало талдонить одно и то же, и вместо цифр, доз и названий, цинично вывело на экран большие зеленые буквы устаревшим шрифтом: Completion of the maintenance of bio species. Good bye. (1) Яара крепче вцепилась в мамину сухую руку. Они еще немного постояли в полной тишине и стали расходиться. Губы старой Анны беззвучно шевелились. Яара оглянулась, выходя из капсулы вслед за всеми- лицо Ирвина стало острым и будто даже помолодевшим.
Все уже привыкли к тому, что смерть вот так запросто проходит сквозь обшивки жилых капсул. В последние годы это случалось все чаще, и в их деревне осталось только пятьдесят человек. Но уход Ирвина обрушил последний мост. Он был тем, кто еще мог починить и настроить приборы связи, и по словам самого Ирвина, он был близок, очень близок, к запуску сигнала наверх. Последние месяцы он сидел в лабораториях сутками, стараясь вдохнуть новую жизнь в перемигивающееся разноцветными огоньками, коробочку, которая по его словам, и должна была послать мощный импульс, способный преодолеть дно верхнего мира. Но его, и без того не самый крепкий организм, был уже на пределе. Он жил так долго, только потому, что родился во времена большой земли, когда даже дети с врожденными мутациями выживали и могли вести нормальный образ жизни. Его сердце, с семи лет, было заменено на искусственное, и оно еще долго могло бы стучать…А вот все остальное-были ткани, подверженные безжалостному поражению. Те, кому сейчас было 60, были здоровее тех, кому тридцать, и десять…
Сегодня его «охота» явно затянулась. Яара смотрела в задумчивости, как густой туман обволакивал тонкое худое деревце. Однажды, летом, это несчастное растение расцвело. И тонкие листочки бело-розовых цветов нежно трепетали в серой полумгле. Им всем было еще очень мало лет, и Арик, самый младший, еще был жив. В свете однажды выглянувшего солнца, эти цветы казались близкими звездами, сияющими в темноте. Протяни руку и достанешь до чего-то немыслимого. Вся деревня приходила смотреть на цветущее дерево. Так нелепо оно смотрелось на фоне ядовитого озера, искорёженных железобетонных строений на горизонте, и столбов-опор верхнего мира. А потом были яблоки. Несколько штук маленьких плотных кривых комков. Есть их было нельзя, но они сорвали одно и по очереди крутили его в руках, пробовали на вес и удивленно принюхивались к сладко-кислому свежему запаху. От яблока не пахло железом – ни холодным, ни горячим. То был странный запах, от которого у Саги моментально разъехались зрачки, и началось такое сердцебиение, что он носился на своих изувеченных ногах до самого вечера. Он говорил, что чувствует, как в нем дует ветер.