Я дожидаюсь, пока последние капли не перестанут барабанить по козырьку, а потом выхожу из дома. В моих руках чашка с кофе. Хоть я и пробыла в роли секретарши Антона совсем недолго, но хорошо запомнила его привычки. В сущности, у меня отличная память.
Приходится немного постоять перед окном, прежде чем стекло опускается.
– Да? – на лице Антона написано неудовольствие.
– Держи, – протягиваю ему кружку. – Не подумай, что я тебя жалею. Просто не хочу, чтобы ты умер от пневмонии на моём участке.
Антон фыркает, отмахиваясь, но в этот момент двигатель его машины захлёбывается и глохнет. Серебряков бьёт кулаком по рулю – судя по всему, кончился бензин.
– Ты как всегда не вовремя, Алина.
Приподнимаю брови.
– Могу вылить.
Серебряков медленно принимает кофе, его пальцы слегка дрожат от холода.
– Какая трогательная забота, – язвит он, но делает глоток. – Хотя… недослащено.
– Может, вызвать такси?
Судя по лицу Серебрякова, эта идея ему не нравится.
– Я не собираюсь пускать тебя в дом, – предупреждаю его. – Надеюсь, ты не настолько безумен, чтобы ставить палатку в такую погоду.
Его губы растягиваются в той самой надменной ухмылке, которая всегда меня бесила:
– А это идея.
Разворачиваюсь и ухожу под дождь, оставляя его с кофе и мокрыми документами. За спиной слышу, как он звонит кому-то:
– Да… нет, пока не начинайте… Да, я остаюсь здесь на ночь…
Кажется, всё слишком серьёзно.
Ну ладно. Пусть мёрзнет в своей машине – завтра я узнаю, что скрывают эти документы. Снимок я уже отправила своему юристу, и та обещала всё разузнать.
Серебряков тем временем распахивает дверь машины и бросается к сельскому туалету. Я прикрываю веки. Добавила в кофе немножко слабительного – я думала, такой изнеженный человек, как Антон, побрезгует делать свои дела над дыркой в полу и поедет в соседний отель. Но теперь-то у него не осталось выхода, потому что в посёлке пропал интернет. Тут такое после грозы бывает.
Глава 3. Искры во тьме
В это время у меня начинает урчать живот, и тут же я вспоминаю, что так спешила в дедушкин дом, что решила отложить покупку продуктов до вечера. Все, что у меня есть, это недоеденный шоколадный батончик, который я купила на железнодорожной станции.
Жую его вприкуску с чаем и наблюдаю за тем, что делает Серебряков, уже оправившийся после посещения туалета. Меня продолжает мучить совесть. Задабриваю ее тем, что всыпала всего ничего от злости, да и дедушкин порошок за такое долгое время должен был, наверное, потерять свою силу.