Он не знал ещё, что думает по этому поводу. Убийство выглядело как нечто слишком чистое. Без надрыва, без истерики. Профессионально. Но кому нужна человеческая печень?
Пока он не знал ответа. А значит – он не суетился.
Кати он не ждал. Но она появилась – в шесть вечера, на фоне ржавого неона над дверью, с открытым блокнотом, в джинсах и чёрной майке. В ушах её звенели те самые массивные кольца, а глаза сияли странным напряжением.
– Моралес, можно вас на минуту?
Он посмотрел на неё с выражением человека, которому только что предложили добровольно пойти на зубного.
– Только если ты принесла выпивку.
– Нет. Я принесла информацию.
Он не встал. Остался сидеть, откинувшись в кресле.
– Слушаю.
Катя подошла ближе, достала блокнот, открыла страницу, и начала:
– Я была у лагеря. Вчера. Просто послушала, что говорят дети. Они говорили, что Луис – мальчик, который умер – жаловался, будто во сне ему сделали укол. В плечо. А наутро у него жутко болела голова. Он слышал шум, гул. И говорил, что боится «волков». Это его слово – волки.
Моралес слушал, не перебивая. Он даже не моргнул.
– И?
– Вы не находите это странным? Ребёнок умер от «почечной недостаточности». Но никто не сделал вскрытие. Мать отказалась. А Луис буквально накануне говорил, что его как будто укололи.
Моралес вздохнул. Медленно. Театрально. Потянулся к пепельнице, которой не было. Затем к карандашу. Покрутил его в пальцах.
– Ты знаешь, сколько подростки говорят чуши? Я в двенадцать лет верил, что моя соседка – ведьма, потому что у неё было три кошки и она не улыбалась.
– Это не чушь, – отрезала Катя. – Я видела, как они говорили. Они не врали. Они испуганы. А ещё – это второй труп за неделю. Первый – мужчина без печени. Второй – ребёнок с тем же отказавшим органом. И ты не находишь, что это… как бы… связано?
Моралес усмехнулся.
– Ты сама сказала: отказала печень. Не удалена. Не вынута. А пуговицу на пляже мог принести кто угодно. Бомж, собака, ветер. Лагерь – это логистика, мусор, дети, персонал.
Он замолчал, и Катя поняла, что сейчас последует вывод.
– Тебе хочется, чтобы это было делом. Интересным. Потому что ты устала от пьяных туристов и драки у баров. И это нормально. Но мы – не в сериале. Это жизнь. А в жизни дети умирают. И не всегда – по чьей-то воле.
Катя стояла молча. Упрямо.