– Мама, – полез Володька в карман гимнастерки, – вот деньги. Много, три мои лейтенантские зарплаты.
– Сколько же это?
– Много. Около двух тысяч.
– Спасибо, Володя. Я положу их здесь, на столик… Но, увы, это совсем не так много, как ты думаешь.
– Две тысячи немного? – удивился он.
– Да. Садись, Володя.
Он сел, налил себе полный стакан, и мать широко раскрыла глаза, когда он сразу, одним махом, не поморщившись, выпил его, а потом стал медленно, очень медленно, как ели они на передовой, закусывать.
– У тебя очень странные глаза, Володя, – сказала мать, тревожно вглядываясь в его лицо, видно, ища те изменения, которые произошли с сыном за три года.
– Я ж выпил, – пожал он плечами.
– Ты с такими пришел… Они очень усталые и какие-то пустые. Такие пустые, что мне страшно в них глядеть… Почему ты ничего не рассказываешь?
– Что рассказывать, мама? Просто война… – И он продолжал долго прожевывать каждый кусок, и поэтому мать догадалась:
– Вы голодали?
– Да нет… Нормально. Только вот странно есть вилкой, – чуть улыбнулся он, впервые за это время.
Они долго молчали, и Володька непрестанно ощущал на себе тревожный, вопрошающий взгляд матери, но что он мог ей сейчас сказать? Он даже не решил еще, о чем можно говорить матери, а о чем нельзя, и потому налил себе еще полстакана, отпил и молча закусывал.
– Мама, что с ребятами? И школьными и дворовыми? – наконец спросил он.
– Кто где, Володя… Знаю, что убит Галин из твоего класса и погибла Люба из восьмой квартиры.
– Люба? Она-то как попала на фронт?
– Пошла добровольно… – Мать взглянула на него и продолжила: – А ты?..
Володька не отвечал, уткнувшись в тарелку.
– Меня это мучает, Володя. Одно дело – знать, что это судьба, другое, когда думаешь – этого могло и не быть. Ты молчишь?
– Это судьба, мама, – не сразу ответил Володька.
– И ты не писал рапортов с просьбами?..
– В начале войны мы все писали. Но это не сыграло роли… Не сыграло… – Володька видел, что мать не поверила ему, но сказать правду он не мог.
Спустя немного мать робко спросила:
– Ты, наверное, Юлю хочешь увидеть?
– Нет… Пока нет, – не сразу ответил он.
– Как началась война, она почти каждый день прибегала ко мне. Мы вместе ждали твоих писем, вместе читали… По-моему, Володя, в том, что она так долго не писала тебе, нет ничего серьезного. Просто глупое, детское увлечение. Она совсем еще девчонка. Вы должны увидеться, и ты… ты должен простить ее, – сказала мать, видимо придавая большое значение этому, надеясь, что Юля как-то поможет сыну прийти в себя.