Он – сыроед: жуёт упорно, с утра и до вечера, растет безудержно и в жареном виде тает во рту. Его не волнует завтра и суета: «Я – есть, и я всесилен. Я всесилен, потому что жру много и думаю мало».
Так думают большие, пока давят братьев меньших. Просто для репутации – чтобы знали.
Но даже у могучего божества имеется недостаток – понятие «пиршество с женщинами у костра» ему чуждо, и он совсем не желает умирать ради человеческих ценностей.
Сегодня у него прибавится ещё одна победа: наивный охотник с поломанной лапкой.
Бони когда-то тоже так думал. Он был охотником. Сильным. Умелым. Тем, кто решал, кому жить, а кому – стать трофеем. А теперь беспомощно стоял на склоне, как старая сосна перед бурей – корни ещё держат, но судьба предрешена.
Сегодня он стал трофеем.
«Сейчас желтоглазый откроет дверь в мир небытия» – его иллюзии таяли, как снег в солнечный день. – Я сделал неверный выбор, и отмороженной бородой уже не отделаюсь.
Он понял, что, даже если он снова родится кем-то в будущем, будет пить чай под деревом и размышлять, зачем вообще бегали за мамонтами, он всё равно не сможет объяснить себе, зачем тогда не остался, почему не выбрал тепло, женщину и звёзды.
Почему поверил большинству, этим идиотам из племени. Почему пошёл. Почему всё это вообще происходило. И самое странное – в глубине души ему вдруг стало всё равно.
Потому что когда дверь открывается – даже если это нога животного, наступившая на твою грудную клетку – ты внезапно осознаёшь:
Вот он – переход.
Безжалостный.
Но настоящий.
Желтоглазый близко. Топот его лап был не просто звуком – это был звук расплаты.
На ветку дерева, словно прокурор, заседавший вечерами на тёмных кронах, сел ворон – вальяжный, сотканный из сумерек, с глазами, как две бездонные чёрные дыры.
– Кар-р, – прокаркал он, озвучивая приговор.
– Дух Смерти принёс приговор, – охотник едва шевельнул побелевшими губами. – Ну что ж… Сейчас желтоглазый отправит меня на встречу с Великим Духом Вселенной. И не наступит новый рассвет. И не будет больше танцев у Священного Огня… Но я вернусь… Сквозь время. Сквозь сны. Сквозь смерти.
Мир стремительно сужался – до огромного лба, бурого меха и гипнотических глаз.
Один шанс – возможно, его последний «авось».
– Копьё, – мелькнула слабая надежда. – Если попасть в глаз….
Пальцы судорожно сжали древко.