– Ну вот что, ребята, – капитан присел на самодельную лавку, подбросил в костер немного хвороста и несколько не очень толстых поленьев. – Нам надо обсудить один важный вопрос. Мы с лейтенантом, как люди военные, понимаем всю его важность и хотим поделиться с вами проблемой и подумать вместе, как ее решать.
– А я что, не военный? – подал голос Сорока и распахнул пальто пошире, чтобы были видны капитанские «шпалы» на его петлицах.
– Военный, – терпеливо ответил Романчук, – но твоя служба не связана с подчиненным личным составом, его размещением, устройством быта и организацией несения боевой службы. А проблема назревает как раз в этом. Отсюда мы ее ждем. Потому прошу, товарищи, сначала выслушать меня, потом будем обсуждать.
– И все равно, как равный по званию, я требую, чтобы мой голос имел одно из решающих значений, – в запале чуть ли не выкрикнул особист. – Я такой же военнослужащий и тоже в звании капитана.
Сашка физически ощутил, что Романчук вот-вот взорвется от негодования. Нервы у капитана и так в последнее время напряжены до предела, а тут еще приходится нянчиться с Сорокой. Но пограничник сдержался. Опустив голову, Романчук помолчал несколько секунд, а затем снова продолжил говорить спокойным, уверенным голосом.
– На станцию прибыл фашистский воинский эшелон. С него сняли около батальона пехоты со всем снаряжением и тыловым обеспечением и оставили в городе. Это уже второй батальон, который прибыл в город. Есть подозрение, что прибыли они по нашу душу. Эшелона под откосом немцы нам не простят, и рисковать они не будут, оставляя у себя в тылу, да еще рядом с концентрационным лагерем, такую эффективную группу партизан. Это первое, что нас с лейтенантом беспокоит. Второе – приближающиеся холода и отсутствие в Польше больших лесных массивов, которые могли бы надежно укрыть партизанский отряд. К тому же здесь преобладают сосны, вообще хвойные породы. Только на болотистых участках больше растет берез, осинников.
– Вот я и говорю, что двигаться надо на восток, к нашим. Там хоть леса, что в Белоруссии, что на Брянщине, – месяц пешком идти будешь и не встретишь ни жилья, ни дороги. А там, глядишь, и Красная армия нам навстречу ударит, освободит. Так и выживем!
– На этот счет мы уже все решили! – вмешался в разговор Канунников и даже вскочил с лавки, но потом опомнился и снова сел. – Кто хочет уйти, тот пусть уходит. А тот, кто хочет остаться с капитаном Романчуком, кто хочет помочь найти и освободить его дочь, те остаются. Речь сейчас ведется о том, что условия стали настолько сложными, что требуют общего участия, общего мнения тех, кто остается. Я закончил, Петр Васильевич.