В конце концов силы мои иссякли, петля на шее душила – пришлось остановиться. Толпа людей тут же окружила меня, но, похоже, с опаской: смотрелись все грозно, а приблизиться никто не осмеливался. Знают уже все, что я кусаюсь. В мирной деревенской жизни кусачий осел большая новость, и она, похоже, разлетелась по всей деревне. Но кто из деревенских мог догадаться, отчего все это произошло? Кто мог представить, что раны на голове урожденной Бай – результат минутного помрачения ее переродившегося супруга, который забыл, что он осел, и пытался поцеловать ее?
Незаурядную смелость проявила Инчунь; она приблизилась ко мне с пучком свежей травы, приговаривая:
– Черныш, маленький, не бойся. Не бойся, никто тебя бить не станет, пойдем домой…
Она подошла, левой рукой обхватила меня за шею, а правой сунула мне в рот траву, поглаживая и заслоняя глаза грудью. Ее теплая нежная грудь тут же разбудила во мне память Симэнь Нао, из глаз хлынули слезы. От неторопливого шепота, от горячего дыхания этой пылкой женщины голова закружилась, ноги подкосились, и я упал на колени.
– Черныш, Черныш малышок, – приговаривала она, – я понимаю, ты уже взрослый, невесту ищешь. Взрослый мужчина женится, взрослая женщина выходит замуж, малыш Черныш тоже хочет завести потомство, никто тебя не винит, это нормально. Ну вот ты и нашел подругу, распорядился своим семенем, а теперь иди домой, как умный…
Остальные спешно накинули и закрепили узду, а вдобавок еще и цепь – холодную, отдающую ржавчиной. Засунули мне в рот и с силой потянули так, что она зажала нижнюю губу. От невыносимой боли я раздул ноздри и тяжело засопел. Инчунь отбросила руку, затягивавшую удила.
– Полегче. Он ранен, не видишь, что ли?
Люди пытались поднять меня, мне тоже хотелось встать. Валяться могут коровы, козы, свиньи, собаки, а ослы ложатся, лишь когда помирать собираются. Я старался подняться, но не давало отяжелевшее тело. Что ж такое, три года всего ослику, и вот так взять и помереть? Вообще для осла ничего хорошего в этом нет, а так помереть совсем обидно. Широкая дорога впереди, да еще на множество тропинок разделяется, каждая открывает столько любопытного и восхитительного – какое тут помирать, подниматься надо. По команде Лань Ляня братья Фан пропустили мне под брюхо жердину, сам он зашел сзади и задрал мне хвост. Инчунь обнимала меня за шею, братья Фан взялись за жердину и вместе выдохнули: «Взяли!» С их помощью я встал, хотя ноги подгибались, а голова тянула вниз. Ну-ка, соберись с силами, падать никак нельзя. И я устоял.