По иронии судьбы эта технологическая зависимость нарастала почти незаметно для широкой публики и даже для многих политиков. Если нефтяные кризисы 1970-х заставили мир осознать свою уязвимость перед поставщиками ископаемого топлива, то тихая экспансия редких металлов долгое время оставалась в тени. Во многом это связано с самой природой «редкости» этих металлов. Само слово «металл» происходит от греческого metallon, означающего «карьер» или «шахта» и намекающего на феноменальные усилия, требующиеся для их извлечения из земных недр. В отличие от золота или серебра, часто встречающихся в самородном виде, многие редкие металлы требуют сложнейших и дорогостоящих процессов извлечения и очистки. Поэтому их «редкость» – это зачастую не столько геологическая малочисленность, сколько экономическая и технологическая труднодоступность. Причин тому несколько. Во-первых, объёмы их добычи и торговли несравнимо малы по сравнению с нефтью, газом или даже медью. Глобальный рынок всех редкоземельных металлов, например, исчисляется всего лишь несколькими миллиардами долларов – капля в море по сравнению с триллионными рынками нефти и газа. Во-вторых, эти металлы «спрятаны» глубоко внутри конечных продуктов. Потребитель видит смартфон или электромобиль, но не индий или кобальт внутри них. Например, практически каждый современный смартфон обязан своей компактностью и производительностью крошечным, но незаменимым конденсаторам из тантала – металла, который ещё недавно использовался лишь как нить накаливания в лампочках начала XX века. Или европий, без которого невозможно воспроизвести надёжный красный цвет на экранах наших телевизоров и мониторов. В-третьих, сами цепочки поставок этих металлов чрезвычайно сложны, запутаны и непрозрачны, простираясь от отдалённых рудников в Конго или Китае через множество стадий переработки и производства компонентов до финальной сборки в другой части света.
Эта невидимость и сложность породили опасную иллюзию и самоуспокоенность. Мы приветствовали приход «зелёной» экономики и цифрового общества, не задумываясь о материальной базе этих революций. Мы надеялись, что переход на возобновляемые источники энергии и виртуализацию избавит нас от ресурсных проклятий прошлого – войн за нефть, экологических катастроф, геополитического шантажа. Однако реальность оказалась иной. «Зелёный» переход потребовал даже больше разнообразных минеральных ресурсов, чем эпоха ископаемого топлива. Производство ветряной турбины или солнечной панели поглощает значительно больше стали, меди, алюминия, бетона (и, конечно, редких металлов), чем строительство традиционной электростанции той же мощности. Одна ветряная турбина может содержать сотни килограммов