Опять я о нем.
– Мой сын весь в отца. Ни за что не выпытаешь правды. Но ты же не такая? Ты мне объяснишь, с какой стати бросила моего мальчика?
Вашему мальчику тридцать девять лет…он вырос из штанишек на лямках…
– Все из–за твоей бесплодности? Верно? Ему надоело ждать, а ты не захотела стараться и менять ситуацию?
В мое сердце насильно вторгаются грязными ногами, плюют в него и гадят, даже не имея понятия, каково это жить с открытой раной.
Я медленно моргаю, ощущая тяжесть на ресницах. Пальцами раздираю сведенные до боли колени и за секунду до того, как по щеке скатывается предательская слеза, в кабинет заходит Дима.
– Я так и знал, что ты доберешься до нее! – скрежет его зубов, сопровождается рычащим голосом.
– Дима, – вздыхает Татьяна Михайловна, прикладывает ладонь с идеальным маникюром к пышной груди. Заметно бледнеет, даже под слоем косметики. – Как же ты меня напугал…
– Выйди, пожалуйста. Я хочу поговорить со своей женой.
Голос Димы балансирует на грани жесткого срыва и сумасшествия. Я к нему спиной, но каждый волосок на моей коже чувствует огненную волну его низкой интонации с металлическими нотками.
Она вибрирует в небольшом кабинете. Стены вмиг сжимаются и мои внутренности завязываются морским узлом.
– Но, Дима…– свекровь не может двух слов связать, лопочет словно младенец. Смотрит на него, играя глазами в незатейливую детскую игру, которую сама только что придумала. Надеется, ей удастся спастись от его еле–еле сдерживаемого гнева.
Но вряд ли. Дима настроен серьезно. Его костюм трещит по швам, когда он складывает руки на груди и широко расставляет ноги.
– Мама. – Еще чуть ниже опускается его бас, а взгляд исподлобья выпускает смертельные пули.
Татьяна Михайловна несколько минут сидит неподвижно. Ее будто обливают бетоном и сбрасывают с моста в реку. Губы изредка приоткрываются, заглатывают спасительный воздух. Глаза поблескивают перед тем, как окончательно погаснуть. Скоро она потеряет возможность дышать и упадет ниц.
– Ладно, так и быть. – Расправляет плечи с глубоким выдохом, бесшумно кладет ладони на стол и встает. – Я оставлю вас. Но имейте в виду, не более чем на десять минут.
– Мы сами решим, сколько продлится наш разговор. – Дима открывает дверь и видимо взглядом намекает ей уходить. Я не могу видеть его, только догадываться о его действиях. Для меня важнее крошечное окно в здании, напротив, которое вижу из окна этого кабинета.