В одночасье его жизнь, полная счастья, любви и надежд, рассыпалась у него в руках, обрушилась гигантским оползнем под ногами. Вместо прошлого зияла черная, полная жирных червей яма, которая засасывала тогда еще капитана Зубова, лишая его способности сопротивляться. Будущее не просматривалось вообще, потому что в нем не могло быть ничего, кроме отчаяния.
Друг и коллега Сергей Лавров, на долю которого тоже выпало немало испытаний, уверял тогда, что рано или поздно снедающая его темнота кончится, а жизнь нет. Она пойдет дальше и будет прекрасна, несмотря ни на что. Мол, даже не сомневайся. Но Зубов все равно сомневался и правильно делал. Жизнь действительно шла дальше, вот только прекрасной ее никак нельзя назвать даже в первом приближении.
Алексей открыл глаза, отметил, что унылая картинка за окном не изменилась, глотнул еще чаю. Зазвонил телефон, и он потянул его из заднего кармана джинсов, отметив, что столь ранний звонок, а на часах еще нет и семи, не может нести ничего, кроме неприятностей.
На телефоне высветилось имя Виктора Николаевича Дорошина, человека-легенды, полковника в отставке, а ныне эксперта по поиску украденных антикварных ценностей. Дорошина Алексей уважал и пару раз тому помогал, когда расследования Виктора Николаевича касались Питера и его окрестностей. В последний раз они общались больше года назад, так что теперь оставалось только гадать, какая нужда привела полковника к майору в этот раз.
– Доброе утро, Виктор Николаевич, – сказал Зубов и отставил чашку, потянулся за лежащим на столе блокнотом и ручкой, готовясь записывать.
– Привет, Леш. Не спишь? Надеюсь, не разбудил?
– Нет, я уже на работу собираюсь.
– Вот я и решил позвонить до работы. Во первых строках моего письма, с днем рождения тебя.
Зубов вздрогнул, отнял телефон от уха и с изумлением посмотрел на экран, где высвечивалась сегодняшняя дата. Точно, у него же сегодня день рождения. И как он, спрашивается, мог об этом забыть? Впрочем, день как день, точно такой же, как и все остальные. Подарков жизнь все равно не подкинет.
– Спасибо, Виктор Николаевич. Приятно, что вы помните. Тронут.
Последнее слово опять прошлось по нервам ожогом воспоминания. Это Анна была «тронутая» и вот уже шесть лет проходила принудительное лечение в специализированном – читай: тюремном – отделении психиатрической больницы. Первое время, еще живя в Москве, Зубов периодически наводил справки о том, как она, а потом перестал, потому что Анне это совсем не нужно, а ему доставляло только лишнюю боль, и без того нестерпимую.