Присела на край дивана. Под руку попалась игрушка, подаренная Анной Соловьёвой Танюшке. Невольно пришёл на память день, когда ездили крестить внучку. В церковь отправились тайно, хотя, какая тайна, если крёстной матерью пригласили ту же Анну? А всех соседей Петровна вечером пригласила на ужин. Однако и соседи, и Петро сделали вид, что знать ни знают: в честь чего Петровна отменные пироги напекла.
А вечером того дня, убрав со стола и выключив свет, сидели на кухне: она, Елена и Анна.
– Завидую я тебе, Елена, – вздохнула Анна. – Уж очень маленького хочется. Как бы я его любила и берегла, как бы берегла…
– Ой, какие твои годы? Успеешь ещё, – улыбнулась Елена. Анна молча теребила подол.
– Да уж больно Иван пьёт. Может, оттого и Бог дите не посылает? – Анастасия выглянула в окно. Темень, фонари зажглись.
– Я думаю, может, Иван и пить бы бросил, если бы я родила.
– Ну да, жди… как бы ни так. Если мужик пьющий, то дети не помощники и не помеха. Вон Пятков из соседнего подъезда, детей мал мала меньше, а вчера смотрю, за кустиками во дворе, – Елена кивнула в сторону окна, – сидят «охотнички», портвейн на троих разливают.
– А Николай Давыдов, сосед, на виду каждый день. Даже на праздники ни – ни. А уж ему ли не тяжко? И нога искалечена, и со здоровьем не особо, хотя по виду не скажешь. Вроде сильный, крупный мужик, а здоровье где-то оставил. И молчат оба, Мария не особо разговорчива, а уж Николай только когда по-соседски что нужно, это всегда пожалуйста. Правда, тут слыхала… – Анастасия Петровна осеклась, вдруг усиленно начав вытирать и без того чистый стол.
– Участковая врачиха со мной поделилась, что Николай Давыдов в немецком лагере… здоровье оставил.
Неловкое молчание повисло на кухне.
Анна ещё немного помолчала и так же негромко продолжила:
– Видела я лагеря такие во время войны. На ночь глядя лучше не вспоминать. Если там побывал Николай, про здоровье говорить не приходится. Жив остался, уже счастье. Евреев немцы поголовно уничтожали. А что Давыдовы евреи, так то невооруженным глазом видно.
– Опять же, Зинаида и Михаил копия своих родителей: черноволосые, кудрявые, черноглазые, а младшенький Юрка – белокурый, голубоглазый. В кого? – Как бы между прочим поинтересовалась Петровна.
– Мама, если бы не Юркины голубые глаза да русые волосы, разве бы тебе пришло в голову такие вопросы задавать? Сколько сирот война оставила? Может, благодаря Давыдовым на одного меньше стало. Хотя, кто знает?