Бордерлайн - страница 28

Шрифт
Интервал


– Это извращение, Иона, – начинает она, – жить в содомии с этими двумя.

Сзади перебирал тряпьё Егорик.

– Твой борщ без мяса и фасоли – вот что извращение, – отрезал я.

Сзади больше не перебирал тряпьё Егорик. Ему нравилось веганство – говорил, что завязка от мяса лучше любой синей; молодеешь, да и поршень работает более здраво – типа тебе снова 11 и ты изобрёл симулятор траходрома.

По стенкам чашки с её то ли супом, то ли борщом кружилось только омрачённое стремление с кулаком на груди верить при жизни в то, что она с её переиначенными догматами, ввинченными в короб черепа – нечто большее, чем просто тело с кучкой потребностей и пустых идей. Опять-таки сплошная жижа – в веганство, может, я и верил; но не верил ни на толику в искренность гарпии в сетчатой блузке над моей едой.

– И вот зачем ты пичкаешь себя мясом? – вот-вот перья падут мне на темя.

– Чтобы помнить, что я тоже мясо, – но я выставил когти первый.

Она фыркнула и ушла из комнаты, отравив воздух своим присутствием – почти что вылетела на улицу сразу, забрав с полки свой шарф. На таком даже повеситься было бы жалко, да и негде – советские люстры не выдержали бы моего веса, хоть тот и не превышает тушу племенного барана, нанизанную на крюк с живодёрни. Невеста поторопила Егорика и велела вызвать ещё одну машину, как только тот закончит со своими кульками – он послушался.

– Через пять минут Daewoo Nexia синяя, – держал мешок с пледами одной рукой, ковыряясь в телефоне другой.

– Бывай, брат! – мы пожали руки, и тот пошёл сгружать нажитый хлам вниз.

Растут цены на «Ипу», серая пасть неба поджирает виньетку сущего, Егорик съезжает – мироздание схлопывается, словно шарик на именинах. Я не солдат, чтобы мои веки застилал хлад мужской тоски, но всё же настигающее ощущение выкорчёвыванной зубчатым скальпелем частицы не покидало меня.

Ладно хоть я ему нравился, а тот даже мне – поэтому спасибо за оставленные формочки для льда, ставшие первым шагом приятеля к открытию собственного дела по изготовлению оных в причудливых наружностях для баров и заведений. Те зачем-то нуждаются в этой показательно пафосной искорке для громогласного бренда: лёд-алмаз, лёд-виноград, лёд-пирамидка и прочее. «Заходите к нам после 23:00 и посмотрите, как в вашем стакане с виски-колой трещит кристально чистый кубик льда – нет, даже не кубик, а земной шар!» – в бюллетенях, наверное, это бы выглядело как-то так: нарочито жирным шрифтом без засечек и вирусным слоганом снизу про «самый чистый лёд». Целая планета бы шипела в агонии и покрывалась сколами, пустоты которого заполнял джин и тоник, пляшущий друг с другом по кругу; но единственное, чью пустоту ни один кубик или шарик в спиртном не смог бы заполнить – так это человека, что сидел бы с опрокинутым через шею галстуком на липком седалище этой барной стойки, за которой мог стоять Мефистофель в жилетке – бармен, оборвавший тысячи судеб и даже не подозревающий об этом. И всё это с денег невестки Егорика.