Приполз как-то он поутру домой в стельку пьяный, раздела она его до трусов и в отдельной комнате заперла, чтобы как проспится опохмеляться не убежал. Так чего же вы думаете?! «Стою, – говорит бабушка, – вечером во дворе с соседкой Марией через забор разговариваю. Соседка вдруг на дорогу взглянула и спрашивает: «Глянь Дунь, не твой ли это милый побежал? Голый он что ли?». «Да ну, – отвечаю, – какой там мой! Я своего в комнате заперла, на ногах не стоял. Спит, куда денется?». А у самой на душе не спокойно. Пойду, думаю, проверю, мало ли что. И точно, отпираю комнату, а кровать пустая, только занавеска на окне шевелится. Я к окну, а он зараза такая, раму оконную выставил и убёг в чём был!».
Такой вот дедуся был ушлый!
В то время еще мотоцикл у него был тяжелый с коляской. И любовь у него с ним была неземная! Заводит он его иной раз, заводит, а тот заводиться не хочет. Злится дед, нервничает, ручку газа крутит, педаль заводную дёргает, всё без толку. А потом склонится вдруг над ним, по бензобаку ласково так ладонью гладит и приговаривает: «Заводись, родненький, не упрямься, я ж ни куда-нибудь, я за водкой еду».
Верите, нет, но мотоцикл после этого с полтычка у него заводился.
Тогда же еще не так всё строго было, и мотался дед на мотоцикле своём часто и густо, вдрызг пьяным. И как будто заговорённый, в каком бы состоянии ни был, ни разу ни в одну аварию не попадал!
А однажды под утро прикатил мотоцикл домой в руках, с перегаром конечно, как обычно. Сам грязный весь, будто его в пыли катали. Вот только тверёзый как стёклышко!
Дрожит весь от страха, зуб на зуб не попадает.
Бабушка распереживалась, спрашивать стала, что с ним случилось такого. Дед сам не свой за стол сел, голову руками обхватил и причитает: «Дурак я старый, дурак! О чём раньше думал?! И ведь говорили же мне и предупреждали, не пей Васька, знай меру! Нет, глотка лужёная! Не слушал. А теперь вот чёрта в коляске катаю!».
«Ты о чём это?!» – спрашивает бабушка. Дед ей и рассказывает:
«Пили мы пили вчера с мужиками после работы, набульбенился я до «зелёных соплей», ну и забылся. Очнулся ночью в поле. Ночь ясная полнолунная, а я мчу, – говорит, – на мотоцикле, как угорелый, а рядом, в коляске чёрт сидит! Вот те крест! Живой, настоящий! Росту сам не большого, рожки на голове маленькие, и рыло такое свиное чумазое. Развалился в люльке, как генерал и командует: «Направо езжай! Налево! Давай по полю четыре круга!». Я бы и рад остановиться, да ничего сделать с собой не могу! Ни слова ему возразить, ни мотоцикл заглушить. Страшно жуть! Аж кровь в жилах застыла! Так я его всю ночь по полям и катал. Под утро только отстал проклятый, когда у меня бензин в баке закончился. Посмеялся он надо мной, противно так. Раскланялся и исчез, будто не было его вовсе. Но ведь был же! Как тебя, его видел!».