Нельзя не признать, что нечасто в обществе можно встретить людей, у которых не только одежда кажется чехлом, но и лицо прячется в воротнике и тёмных очках, как это имело место у учителя гимназии Беликова. Такие люди, точно, не нуждаются в обществе людей, тяготятся внешней жизнью. Даже удивительно, как Беликов и в преподавателях-то оказался! Ведь там работа на виду у всех: под пристальным вниманием коллег и учащихся гимназии. Беликову постоянно и хотелось окружить себя оболочкой, создать некий футляр, по словам автора, вложенным в уста рассказчика Буркина. Однако уж лучше бы Беликов молчал и уединялся – как поступают в основном меланхолики и, живя одиноко, никому не причиняют вреда. Хотя и нет от них никакой пользы – что тоже было отражено автором в конце рассказа – но не будет и зла, если не обидеть, не затронуть самолюбие, не ужалить гордость.
Но описанный Чеховым человек не был молчальником-затворником: работа принуждала его к разговору, беседам. Именно интровертам-флегматикам свойственна болтливость по мере того, как они накапливают внутри себя заряд отрицательной энергии. Слушатели узнавали, что Беликов не любит действительность, но чтит некое прошлое из древних эпох. Реальность жизни пугала этого странного человека, поэтому он был рад правилам и циркулярам, не дозволяющим того или другого. Запреты были для него спасительным забором от неких врагов, а свобода – и любое разрешение к свободе действий – тяготили и страшили.
Его иллюзорная жизнь была сосредоточена на древних языках, в которые учитель гимназии прятался, как в галоши. Чрезмерная осторожность, связанная с внутренней боязливостью, сродни фобиям и маниям неврастеника. Но в отношениях с окружающими людьми Беликов не был трусом. Он был непреклонен и упрям, даже убедителен и страшен настолько, что прогибал под свои понятия мнение коллег и даже директора гимназии. Неудивительно, что такой, пессимистичный и негативно флегматичный в суждениях, человек угнетающе действовал на собеседников, как будто подрезая им не только «крылья» свободы и вольнодумия, но и удушая любую форму радости и оптимизма.
Наверное, в дальнейшем, в наступившей эпохе переворотов, в России понадобились именно такие люди в качестве осведомителей-доносчиков, палачей и беспощадных исполнителей декретов и приказов революционной власти. Подобных Беликову оказалось вполне достаточно, чтобы их руками хладнокровно «покрыть землю» кровью сограждан, с помощью их флегматичной жестокости заполнить застенки тюрем и лагерных зон. Большевики считали это закономерной необходимостью. Удивительно, но Коваленко разглядел в Беликове этот типаж, назвав его фискалом, хотя в строгом понимании этого слова Беликов такими делами в описанный отрезок времени не занимался.