Через приоткрытую деревянную дверь он шагнул внутрь и начал подниматься по лестнице.
Акустика в подъезде была превосходной. Каждый его шаг и даже шуршание одежды отзывались эхом. Третий этаж. Игорь подошёл к двери с номером «9» и постучал. С той стороны послышались лёгкие шаги, и замок входной двери начал клацать, как передёргиваемый затвор винтовки. Казалось, что вот-вот послышится звон упавшей на пол подъезда гильзы, когда дверь приоткрылась и он увидел Вику.
– Проходи, – обыденно сказала она.
– Привет. Я не слишком задержался? – поинтересовался Игорь.
Переступив порог, он вручил ей букет пионов. Удивление и радость на лице девушки сменились удовлетворением. Словно она получила подтверждение правильности сделанного ею выбора.
– А вот это уже точно наитие, – улыбнулась она. – Ты не мог знать. Спасибо.
Вика уткнулась носом в букет, закрыла глаза и сделала глубокий вдох.
– Давай подержу. Разувайся, – сказала она и взяла из его рук второй букет.
У входа на полу прихожей стояла пара кроссовок и элегантные женские туфли-лодочки на высоком каблуке. Викины кроссовки смотрелись, как портовый буксир рядом с изящной яхтой. На банкетке стояла старомодная картонка для шляпы, перевязанная атласной лентой, и небольшая сумочка. Маловато багажа для путешественницы. Но больше всего Игоря поразил древний дисковый телефонный аппарат на этажерке. Эта штука просто не могла работать с цифровой АТС. Ему даже захотелось поднять трубку, чтобы проверить это.
– Вика, невежливо держать гостя столько времени в прихожей, – донёсся из комнаты хорошо поставленный женский голос.
– Маму зовут Ирина Павловна, – шепнула Вика и передала букет хризантем обратно.
Обстановка в комнате поразила его не меньше дискового телефона. Кинескоп пузом выпирал из огромного ящика телевизора. Сервант с расставленным на полках хрусталём и фарфором. Круглый стол, покрытый плюшевой зелёной скатертью с бахромой. Три стула. Диван. Кресло. Здесь нашлось место и для старенького чёрного пианино «Красный Октябрь» с фигурками и статуэтками на верхней крышке. Над диваном висел женский портрет, краски которого пожухли. Шторы были уже задвинуты наглухо, и комната освещалась мягким светом лампочки скрытой внутри абажура над столом. В какие же годы прошлого века он попал? Шестидесятые? Семидесятые?