Ещё больший контраст представляла стройная женщина, неподвижно стоящая возле стола. Она вообще была из начала прошлого века. Так в Серебряный век поэзии одевалась богема на старинных чёрно-белых фотографиях. Совершенно неуместная в этом интерьере шляпка с вуалью и чёрное платье, богато украшенное кружевами. Образ дополнял легкомысленный шарфик, небрежно накинутый на шею, и каплевидный кулон на тонкой цепочке. Черты лица были трудноразличимы, поэтому взгляд Игоря сосредоточился на её кистях рук. Длинные тонкие пальцы, казалось, жили собственной жизнью, передавая эмоциональное состояние. Сейчас они выказывали лёгкое нетерпение, и огранённые камни в оправах колец то и дело вспыхивали, усиливая это чувство.
– Ирина Павловна, позвольте представиться – Игорь, – сказал он и с лёгким поклоном протянул букет.
Чётко очерченный рот тронула лёгкая улыбка.
– Мечту моей тоскующей любви
Твои глаза с моими делят немо…
О белая, о нежная, живи!
Тебя сорвать мне страшно, хризантема.
Декламация короткого отрывка содержала множество интонаций. Теперь всё встало на свои места, и путешественница превратилась в гастролирующую актрису театра.
– Благодарю, молодой человек. Ваши манеры убеждают меня, что вы воспитывались в интеллигентной семье и обладаете тем, чего напрочь лишена современная молодёжь. А именно – хорошими манерами. Но, может, вы знаете, кто написал эти трогательные строки?
– Анненский, – Игорь наобум ляпнул первую пришедшую в голову фамилию, – в переводе Маршака.
Он вообще не был уверен, что Анненский писал стихи, а не изобрёл, к примеру, радио. Хотя, нет. Радио изобрёл Попов. Тогда, может, он был художником? Или архитектором? В любом случае, лучше всего было обернуть это в шутку.
Раздался заливистый смех.
– «В переводе Маршака»! Восхитительно! Браво! Молодой человек, эта шутка достойна лучших литературных салонов столицы. Поверьте, там она будет оценена по достоинству.
Ирина Павловна повернулась к дочери, которая стояла на входе, и строго посмотрела на неё.
– Милая, поставь цветы в вазы и приведи себя в порядок. Смой с лица это… это… Как вульгарно! И переоденься. Видеть тебя такой не могу.
– Ну мам!
– Делай, как я говорю!
Вика обиженно фыркнула и ушла, прихватив с серванта две вазы, а Ирина Павловна стала внимательно осматривать гостя с головы до ног.