Так всегда бывает: на военных машинах, танках, самолетах, кораблях только военные могут ездить. И еще партизаны. Они тоже немного военные – мне дед рассказывал. Он сам умеет на машине ездить и медали у него есть. Много, я точно не знаю сколько. Но дед не смог ко мне приехать, только бабушка смогла. Я подпрыгивал от радости, что она к нам погостить приехала! Бабушка со мной всегда подолгу играет. Вот и сегодня мы с ней в войнушку заигрались.
У меня есть пистолет, красная шашка и куча солдатиков (один даже с собакой – пограничник). Бабушка была солдатом с шашкой, а я командиром с пистолетом. Сначала мы были в одной с ней армии, а потом были как враги, только понарошку. Я ее из засады, ну, из-под стола то есть, в плен захватил. А она хотела из моего плена тихонько уползти, когда я как будто бы уснул на посту. Она ползла по траве, то есть по ковру – и тут я «проснулся» и у нас был рукопашный бой! Так интересно мы разыгрались! Ух! И тут почему-то бабушка устала и сказала, что больше не будет играть в войнушку…
Я ее очень-очень просил, уговаривал поиграть еще. Даже пообещал не вертеться и потерпеть, когда она мне перед сном горчичники будет ставить. Я ей и песню военную спел про Катюшу. Но бабушка сказала, что хочет отдохнуть, а потом ей нужно будет сделать ужин для всех нас. Мои уверения, что я не голодный, что обойдусь и без ужина, что можно чуточку еще поиграть остались без внимания. Тогда я начал капризничать: заканючил, затопал ногами – все бесполезно! И тогда я от отчаяния с силой хлестанул бабушку по спине резиновым шлангом от игрушечной лягушки (по шлангу шел воздух от груши к лягушке и разворачивал язычок, от которого и подпрыгивала лягушка). В игре этот шланг был как бы телефонный провод для переговоров – вот и подвернулся, как последний аргумент.
Такой реакции бабушки я не ожидал! Она медленно повернулась ко мне, и глаза ее наполнились слезами. Миг – и слезы потекли по морщинистым щекам, закапали на ситцевый домашний бабушкин халатик… А бабушка все молчала, плакала и смотрела прямо на меня большими серо-голубыми глазами.
Так продолжалось недолго: я убежал в темнушку. Спрятался. Потом я потихоньку выходил и видел, что бабушка молча сидит и смотрит в окно. Что там в нем можно разглядеть, ведь уже вечер, темно? Я понял: бабушка просто капризничает! Прямо как я, только по-своему – молча, без крика и топота. Выходит, она меня перекапризничала?! Значит, я ей не нужен? Ну и пусть – не буду с ней дружить. И я уселся на старый чемодан в темнушке: заревел, захлюпал носом, заскулил потихоньку…